Витки времени

Миллер Питер Шуйлер

Думаю, я надеялся на это приглашение с того момента, когда впервые почуял запах из его сковородки. Я отказал ему из вежливости — а вдруг он был более голодным, чем я думал, — но на второе приглашение все же согласился, причем с удовольствием. Его рюкзак висел на дереве позади, он повернулся, протянул руку — и в ней оказалась коробка из того же блестящего белого металла, что и сковородка, величиной не больше шестидюймового куба. Из коробки он достал тарелки, вилки, ножи и чашки. Потом раздвинул угли и достал из них какую-то хитрую штуковину наподобие фляжки, из которой налил в чашки горячий кофе. Все произошло так быстро, что я успел лишь

похлопать глазами, когда можно было приступать к еде.

Гуляш был просто замечательный. Приготовлен он был, как я предположил, из фазана, но от него шел сильный, совершенно новый для меня аромат. Травы, которые он использовал... это было нечто! Да этот парень был великолепным поваром!

Но все решил кофе. Аромат был такой же, как пахнет свежемолотый кофе, вот только я в жизни не пил еще кофе вкуснее этого. Я вычистил тарелку корочкой коричневатого хлеба и прислонился спиной к бревну.

— Послушайте, — сказал я, — а почему вы не работаете?

Это был не тот вопрос, который следует задавать человеку, только что накормившему вас божественной манной небесной и напоившему райским нектаром, но он вроде бы не возражал. Только улыбнулся дружелюбной улыбкой.

— У меня нет документов, — ответил он. — Ни свидетельства о рождении, ни аттестата зрелости. Ничего. А нет документов, нет и меня. Так что меня не загребут в армию. Забавно...

Забавно! Это было уж верхом преуменьшения. Хотел бы я знать, у какого врача он лечится. Хотел бы знать, что написано в его медицинской карточке.

— И вы хотите вести такой образ жизни? — спросил я. — И не планируете ничего другого?

Он задумчиво поглядел на меня.

— Мне нравится так жить, — признался он, — но мне нравится и многое другое.

— А вы когда-нибудь думали о кулинарии? — продолжал я расспросы. — Я имею в виду, как о работе? Для этого не нужны никакие документы. Поваров в наши дни найти труднее, чем новые покрышки для автомобиля. Соглашайтесь. Я буду хорошо вам платить, вы сможете купить себе машину и многое другое.

Он посмотрел на меня. Затем его взгляд переместился на небо и на деревья, качающие вершинами на ветру, и на медленно плывущие облака. Я понял, что ему нравится все это. Очень нравится. Затем он обернулся ко мне.

— Ладно, — просто сказал он.

Мы вернулись домой раньше Элеоноры. Он поставил рюкзак в бывшей комнате Дорис и пошел осматривать кухню, а я пошел на площадку за детьми. Детей у нас было двое, трех и девяти лет, девочка и мальчик, Пат и Майк. Пат вырвала у меня руку, как только я открыл парадную дверь, и, по привычке, бросилась прямиком на кухню. У Дорис всегда был припасен для нее кусочек кекса, несмотря на строгие правила насчет кусков до еды, которые Элеонора пыталась наводить. Пат распахнула дверь кухни и застыла. Затем повернула голову, точно сова, и уставилась на меня.

— Кто он? — спросила она.

Я замялся. Я как-то не озаботился узнать его имя. Я вопросительно взглянул на него над головой Пат. Он занимался плитой, по-прежнему в клетчатой рубашке и выцветших штанах. Несколько секунд он колебался, глядя на нас троих.

— Смит, —

внезапно сказал он. — Да, Смит. Смитти.

— Он Смитти, — сказал я детям. — Он будет готовить для нас еду. Потому что Дорис ушла.

— И больше не будет кексов? — протянула Пат со слезами в голосе.

Я потрепал ее по голове.

— Смитти завтра приготовит тебе кексы, — сказал я ей. — Только пусть мама не слышит, как ты выпрашиваешь их.

Смитти как-то странно взглянул на нас.

— Минутку, — сказал он. — Мне кажется, я могу...

Он отвернулся, так что я не увидел, что он делает. Когда он повернулся снова, в руках у него была сковородка, полная свежих кексов, горячих, только что из духовки. Я, как и дети, тут же почувствовал их божественный аромат. Дети бросились в кухню, но Смитти поднял сковородку у них над головами и вопросительно взглянул на меня. Я кивнул. Тогда он подошел к столу, заставил детей сесть, и выложил кексы на тарелку. На вид они были точно такие же, какие стряпает Элеонора, хотя я никогда не видел, чтобы такие делал кто-то еще.

Я бросил взгляд на плиту. Кексы были горячие, только что из духовки... вот только духовка не была включена. Смитти поймал мой пристальный взгляд и опять покраснел.

— Ну.. я... они... — пробормотал он. — Оказывается, они просто были у меня.

Было в этом нечто странное, но какое мне дело, если парень умеет так божественно готовить? Я забрал кексы, детей и покинул кухню. Один кекс я чуть ли не силой вырвал у Майка. Он был горячий и приготовлен точь-в-точь по рецепту Элеоноры.

Когда Элеонора вернулась домой и переоделась, то не была уверена, что жаждет видеть на кухне молодого человека. Ее возражения были, отчасти, чистым предубеждением против мужчин, занимающихся женской работой, отчасти потому, что, по ее мнению, парни призывного возраста должны непременно ехать в кого-то стрелять, а отчасти из опасения, что подумают соседи, увидев в доме такого красивого парня, как Смитти. Вместо того, чтобы позвать его и мучить вопросами, я решил, что нужно позволить его кулинарным талантам готовить самим за себя, и после ужина Элеонора решила, что пусть соседи думают себе, что хотят. Зато у нас был настоящий повар.

Забегая вперед, должен сказать, что приобрели мы не только повара. В лице Смитти мы получили мастера на все руки, бармена и няню. А, кроме того, водителя, портного и садовника. В коробке Смитти оказались инструменты на все случаи жизни, и он умел ими пользоваться. Если Смитти замечал утечку в газопроводе или грозящее короткое замыкание в проводке, он знал, что с этим делать. Инстинктивно, что ли? Дети вились вокруг него, как осы над патокой. Смитти чинил им штаны и делал всю домашнюю работу — или заставлял ее делать их самих. Он побывал повсюду. Он знал, как выглядят люди в Сурабайе или на Гуадалканале, что они едят на ужин, и как приготовить еду, которая выглядела бы, пахла и была на вкус точно такой же, как у них. Когда Майк стал учить про арабов, Смитти приготовил тушеное мясо по-арабски и ел его правой рукой так, как едят арабы, а мы все смотрели и завидовали. Когда Пат рассказали об эскимосах, Смитти вручил ей кусок замороженной ворвани, который нужно был жевать, и по какой-то причине Пат даже не стошнило прямо на пол. Смитти учил детей таким приемам с числами, что арифметика перестала походить на саму себя. Он мог свести такие пятна с одежды, какие никто не мог свести. И, — Боже! — как он умел готовить!