Витражи

Черников Виталий

Вблизи резиденция академика произвела на епископа еще более неприятное впечатление, чем из окон миссии. Он представил себе ссохшегося высокого старика с длинным крючковатым носом, одетого в черную развевающуюся мантию. Старец нависал над пергаментной картой мира, сверля ее взглядом запавших глаз, и трясущимся желтым пальцем выводил на ней какие-то богомерзкие письмена. Епископ передернул плечами. «Вот оно, гнездо осиное, ересь и богохульство, – гневно думал он, – отрада Нечистого». Аргнист потупил проницательный взгляд и распахнул перед епископом тяжелые двойные двери.

Вход вел в сводчатую галерею, которая шла вдоль левой стены резиденции. Ее заливали косые лучи утреннего солнца, проникающие сюда через высокие окна с разноцветными витражами. Епископ

пригляделся. Витражи изображали исторические сцены. На первом из них был Орест Тиэрский, дарующий жизнь коленопреклоненному Джассе – богопротивному гандскому королю. «А произошло сие событие в… – епископ напрягся, но дату так и не вспомнил. – Ну и бог с ней». Одобрительно кивнув головой, он пошел дальше. Черты его разгладились: «Правильный Витраж. Пусть волшебники не забывают, кто здесь хозяин. Тиэр и не таким хребты ломал». Настроение епископа, колеблющееся между отвратительным и пасмурным, несколько улучшилось. Аргнист поджидал его возле большой круглой ниши в западной стене. В ней располагалась незаметная дверь, по обе стороны от которой возвышались неподвижные фигуры в длинных белых балахонах, подпоясанных золотыми обручами. Стражи были высоки, черноволосы. Раскосые глаза и желтоватая кожа выдавали в них туэльванов. Епископ впервые по-настоящему удивился. Во всем Тиэре наемников-туэльванов могли позволить себе лишь Святой престол, стратег и монарх. Менее всего он ожидал увидеть их здесь. В руках туэльванов, разумеется, не было оружия. Они сами были оружием. Аргнист ужом скользнул внутрь, вернулся, приоткрыл дверь и с поклоном пригласил епископа войти.

Академик оказался вовсе не таким уж старым и совсем невысоким. На вид ему было лет пятьдесят – пятьдесят пять. Коричневый с золотом замшевый камзол, щеголеватые остроносые полусапожки из мягкой кожи и светлые облегающие лосины. Изящная короткая бородка клинышком гармонировала с короткой стрижкой, пронзительным взглядом близко посаженных карих глаз и орлиным (все-таки!) носом. При виде епископа его тонкое лицо осветилось вежливой радостью. В изысканных выражениях он пригласил гостя располагаться, бросить шубу на диван, подвинуться к камину – одним словом, академик был воплощением гостеприимства. Епископ в тон ему отвечал, что не стоит беспокоиться и что он премного благодарен любезному хозяину. «Как бы не так, – думал при этом епископ, – рад ты меня видеть. Ну-ну. Посмотрим, подыграем. Ишь рассыпается мелким бесом». Он сел в глубокое лоснящееся черное кресло, вытянул к огню ноги. Академик расположился в кресле напротив, изящно положив ногу на ногу, и обворожительно улыбнулся. Его повадка и внешность были присущи в большей степени придворному из свиты монарха, чем главному магу мира. На какое-то мгновение епископ даже засомневался: а не дурачат ли его волшебники? Может, это просто подставушка, шут гороховый, а настоящий академик сейчас наблюдает за ним из потайного места, потешается. Но нет. Поднаторелый взгляд епископа сразу заметил в глазах собеседника тот особый отблеск, который может сравниться лишь с блеском булатного меча – бесстрастного и неумолимого. Такой человек не получает приказы – он их отдает. Академик, скрываясь за любезной личиной, тоже изучал епископа, гадая, почему Папа доверил посольские обязанности этому огромному неотесанному мужлану. Академик понимал, что Урбан V затеял какую-то игру, и ему вовсе не хотелось принимать в ней участие, не зная ее смысла. Отдав дань взаимным вопросам о здравии, епископ счел требования этикета соблюденными и со свойственной ему прямотой перешел к делу.

– Как вы понимаете, любезный… э-э…

– Академик Дерпент, – напомнил маг.

– Да, академик Дерпент. Миссия, порученная мне его святейшеством папой Урбаном Пятым, весьма и весьма серьезна. – Он сделал многозначительную паузу. Академик внимательно слушал, подавшись вперед.

– Поручение это довольно деликатного свойства, и поэтому Папа обратился ко мне, не доверяя, как я полагаю, своему окружению. – Академик едва заметно кивнул, как бы понимая и одобряя выбор Папы. – Окрыленный первым успехом, епископ продолжил: – Как вам, разумеется, известно, Папа олицетворяет всю Мировую церковь и на нем лежит вся полнота ответственности.

Такому стилю изложения епископ

научился еще в семинарии, применяя его в тех случаях, когда предмет был заучен плохо, а экзаменатор попадался суровый. Он мог говорить часами, преподнося прописные истины таким тоном и с таким видом, что собеседник поневоле проникался к оратору доверием. Епископ полагал, что это сработает и сегодня. Но академик по-прежнему молчал, выказывая тем не менее глубочайшее внимание. Священник не знал, как перейти к главному, не умаляя при этом достоинства Папы. На лбу его выступил пот.

– Э-э, так вот… Он сбился с мысли под взглядом академика, но овладел собой и продолжил: – Поскольку обязанности Папы велики, часть из них он вынужден перекладывать на своих наиболее доверенных подчиненных. «Черт тебя задери, ты так и будешь сидеть истуканом?» Это разумно, не правда ли?

– Безусловно. Это очень разумно.

– Все эти подчиненные – люди достойные, скромные, честно трудящиеся на благо Церкви и Господа. А некоторые из них просто незаменимы. – Епископ скромно потупился. – Поэтому папа Урбан заботится о здоровье таких людей превыше всего. Но, видите ли, любезный… э-э… академик Дерпент, иногда наша медицина бессильна и… такой человек может оказаться на краю могилы, несмотря на все усилия лекарей.

Священник умолк и удрученно взглянул на академика. Волшебник сочувственно покивал, поджав тонкие губы.

– Это в высшей степени прискорбно, ваше преосвященство, но я не совсем понимаю, как это связано с моей скромной персоной. – Он обезоруживающе улыбнулся и развел руками.

«Понимаешь. Все ты прекрасно понимаешь. Дурачка-то, наверное, на твое место не посадили бы. Хочешь, чтоб просили тебя, умоляли. Выше Церкви подняться хочешь…» – епископ титаническим усилием выдавил любезную улыбку.

– Ну как же, мессир академик, посудите сами. Все мы в воле Господней, не правда ли?

– Полностью с вами согласен.

– Таким образом, поскольку лекарства оказались бессильны, значит, Господь в мудрости своей видит другие пути к исцелению этого человека.

– Простите мне мое непонимание, ваше преосвященство, я, конечно, не ученый-богослов, но… Может быть, Господь желает присоединить этого человека к своему небесному воинству?

Епископ со вздохом покачал головой, как бы сожалея о той пропасти неведения, в коей пребывал его именитый собеседник.

– Э-э, ваша светлость, вот тут-то вы и не правы. Совсем не правы. Это я вам как ученый-богослов скажу. Вот, судите сами: у волшебников Дар от Бога?

– Безусловно.

– Значит, Всевышний дал его вам для каких-то своих целей?

– Совершенно верно.

– Ну вот видите. Если Волшебный Дар служит целям Всевышнего, то как вы можете утверждать, что исцеление этого необычайно важного для Папы человека не есть такая цель? А вот если и вы окажетесь бессильны, то тогда уж действительно. Тогда и я с вами соглашусь – этому человеку действительно пора присоединиться к Создателю. – Епископ сложил руки на могучей груди и с видом глубочайшего смирения устремил взор к небу. – Более того, – он заговорщицки понизил голос, наклонившись к академику и поманив его пальцем, – это личная просьба самого Папы. Понимаете? Личная. – Он перевел дух и откинулся на высокую спинку, не сводя с собеседника многозначительного взгляда. Академик вскочил и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету. Епископ, повернувшись в кресле, наблюдал за ним. Казалось, внутри академика происходит молчаливая борьба. Он что-то бормотал себе под нос, порывисто взмахивал руками. Наконец он вновь сел, точнее, нырнул в кресло. Епископ снисходительно смотрел на него. «Испугался? То-то. Это тебе не фейерверки из посохов пускать. Со мной… то есть с Церковью, шутки плохи».

– Верите ли, дорогой епископ, я просто в совершеннейшей растерянности. С одной стороны, я, безусловно, преклоняюсь перед величием личности папы Урбана. Кроме того, на меня произвело огромное впечатление ваше ораторское искусство, но… – он тоже перешел на шепот, округлив глаза. – Не все так просто. У волшебства тоже есть свои законы. Я не могу просто так их нарушить…

– Личная просьба, – еще раз с нажимом повторил епископ.

– Я понимаю. Но, видите ли, вы же не можете, скажем, заставить камень падать вверх, даже если это будет личная просьба… Вы согласны?