Витязь в медвежьей шкуре
Шрифт:
Дружный хохот горожан показал, что мою шутку оценили. Простые нравы. Говори что думаешь — и все, никаких тебе полунамеков, завуалированных посылов к классикам.
А когда не ожидающий от меня подобной прыти Лешек непроизвольно потянулся рукой к усам, смех вспыхнул с новой силой. Вот тут бы ему и самому усмехнуться, мол — квиты. Я пошутил, ты съехидничал — на этом и остановимся. Но у немецкого наемника, как я и предполагал, имелась другая цель. И он в примирении не нуждался.
— Ты покойник! — прорычал пан Пшеновицкий, хватаясь за
Смех за столами разом стих, словно его выключили, и в этой тишине четко прозвучал голос Носача:
— Но-но! Не так быстро, пан Лешек! Обнажишь клинок — и будешь ночевать в яме! Это вам не Ливония. И ты не в лесу и не на большой дороге! У нас, в Западной Гати, закон чтут! Хочешь чужую жизнь взять? Объяви обиду. А за насмешку — самое большее можете на кулаках со Степаном сойтись. До первой крови, или пока один из вас на ноги встать не сможет.
— Да я его голыми руками… — взревел лях. — Никому не позволю насмешничать. Тем более грязному варвару!
— Сам-то ты, пан, когда в последний раз мылся?.. — поинтересовался я вкрадчиво. — А то дух какой-то несвежий от тебя. Или, может, когда до ветра ходил, рейтузы спустить забыл?
Хохот возобновился с новой силой. Озар с историей о Людоеде отошли на второй план. Народ нацелился на новое развлечение, которое обещало стать весьма занимательным.
Это тебе за грязного варвара. А вообще, я так долго могу играть. В студенческой среде не умеешь на подколки адекватно отвечать, добрые сокурсники заклюют до полного депресняка, а то и — суицида.
— Что?! Кто?!
Лях завертелся, как уж на сковороде. Потом торопливо отстегнул перевязь с мечом и передал ее кому-то из товарищей.
— Выходи, сопляк, в круг! Сейчас ты у меня кровью умоешься.
— Не останавливайся, — я поднял руку в успокаивающем жесте, на самом деле, банально фокусируя внимание толпы на себе. — Если уж начал раздеваться, то продолжай. Я подожду. В заср…ных штанах и впрямь неудобно ходить. Небось, к заду липнут?
На этот раз народ громыхнул таким ревом, что даже флегматичные волы прекратили жевать и вопросительно замычали. А привязанные кони беспокойно зафыркали и повернулись к людям боком.
Попутчики пана Лешка и те заулыбались, с преувеличенным подозрением косясь на нижнюю половину его туловища и чуток отодвигаясь назад и в стороны.
— Ну все, молись, клятый схизмат! — прорычал тот, бешено вращая глазами, и, как буря, рванул вниз, с крыльца.
А вот это он зря. Реально облажался.
Во-первых, я хоть и крещен в православной церкви, на самом деле в поповские россказни, скопипостенные из иудейских сказочек, не верю. Ну, не может Сила, по определению всезнающая и всемогущая, действовать как необразованный, затюканный пастух из дикой пущи, который за всю жизнь ничего кроме десятка коз и пары виноградных лоз не видел. И уж тем более выдавать его примитивные, крайне эгоистичные поступки за высшую вселенскую мудрость…
А во-вторых, в отличие от меня, все прочие
Что ж, полдела сделано. Публика моя. А это значит, что и рефери в ринге, и боковые судьи тоже будут более благосклонны к моим шалостям и станут на корню пресекать любые нарушения правил поединка со стороны ляха.
Окейно… Как говорит Фома: «Работаем, парни! И пусть победит умнейший! Потому что голова не мишень, а — прицел».
Глава тринадцатая
Ринг соорудили, что называется, мгновенно. Всего лишь задвинули под столы внутренние скамейки, и та часть гостей, что на них сидела, перебралась на безопасную, внешнюю сторону периметра, потеснив сотрапезников или встав у них за спинами. Вот и получился внутри столов незамкнутый прямоугольник, примерно три на десять. Заходи — не бойся, выходи — не плачь.
А пану Лешеку горело мне физию начистить. Согнать зло. Что и неудивительно. Не следил за базаром, вот и подставился. Даже его друзья не пошли за ним, остались в сторонке, предоставив подгулявшему ляху самому за себя отдуваться. И хоть говорят, что воробей не птица, а поляк не европеец, все-таки уже нет в их рафинированных на немецкий манер душах того единства, которое с воплем: «Наших бьют!», без раздумий кидает славянина на любого врага. «А нас рать!» — отвечали русские ратники монголам, бахвалившимся, что их де тьма и вообще — орда.
Кстати, то, что я там мастер по боксу и все такое, лучше сразу забыть. До основания академии Джеймса Фигта и стырившего чужое маркиза Куинсберри здесь еще добрая пара веков. Как и до написания правил джентльменского ведения поединков. Надо только насчет запрещенных ударов узнать. Мало ли, — если существуют ограничения типа «до первой крови». Благо варвар может этого не знать, не выходя за рамки легенды.
— Дядька Озар, есть что-то, что мне надо знать, прежде чем в круг войду?
Старшой неопределенно пожал плечами. Ну правильно. Какой вопрос, таков и ответ. Откуда ему знать, что мне ведомо, а о чем — и не догадываюсь? Зато Кузьму такие тонкости не смущали. Парень готов был поделиться со мной всем, что слышал.
— Если упадет, берегись. Может потом пылью в глаза сыпануть. Не давай себя обхватить — кушак развяжет, штаны упадут. А еще говаривали, будто ляхи лягаться горазды. И очень любят лежащего пинать, не давая подняться. Лоб под удары не подставляй, видишь — у него руки в перстнях? Порвет кожу, кровь глаза зальет!.. Впрочем… — видимо, тут Кузьма вспомнил об условиях поединка, — если решишь проиграть… — Парень неловко умолк, не желая меня обидеть даже тенью подозрения в малодушии.