Витязь. Желанный трофей
Шрифт:
Едва оказавшись на тихой вечерней улочке Орла, я поспешил снять ранговый перстень, заменив его на другой, с выгравированной единичкой. Они только название имеют громкое, на деле же обычное кольцо из любого металла. Единственно на внутренней поверхности имеется рунная цепочка для привязки карты «Щит». В остальном я могу нацепить хоть с выгравированной десяткой, никто не сможет определить, что я вру, даже если использует руны «Распознавания». Они всего лишь укажут на то, что я одарённый.
– Го-осподи, ну наконец-то. Явился, не запылился, – расставив руки
– И я рад вас видеть, матушка, – отдаваясь в её объятия, ответил я.
– Рад, значит, – поцеловав и отстранив, чтобы рассмотреть на предмет целостности тушки, многозначительно произнесла она и продолжила: – А не скажешь ли ты мне, сыночек, куда я тебя отправляла, и где ты в результате оказался.
– Я искренне раскаиваюсь в содеянном, матушка. Но быть может, меня извинят четыреста рублей, которые я смог заработать за эти месяцы.
– Конечно же, извинят. Молодец, сынок. Розгами пороть тебя уже невместно. Но шпагой в ножнах, пожалуй, будет в самый раз.
– Матушка, вы же меня простили, – напомнил я.
– Простила. Как же я могу сердиться на родную кровиночку. Но это ведь и не со зла, а науки для.
– Матушка! – возмутился я.
– Не кричи. Я не глухая. Ты хороший, я плохая. Ложись на лавку, сын, и будь сильным, – игриво произнесла она и ещё эдак задорно тряхнула крепким кулачком.
– А может, не надо? – подпустил я просительных ноток.
– Надо, Никитушка. Н-надо, – сокрушённо вздохнув, развела она руками.
Глава 7
Студент
Я в очередной раз окинул взглядом своё отражение в зеркале. А хорош! Нет, правда, писаный красавец. Высок, широкоплеч, узкобёдрый, картинка, да и только. И шитый по фигуре студенческий фрак с короткими фалдами только лишний раз подчёркивает мою спортивную фигуру.
Живём мы небогато, и сукно на студенческий мундир пошло среднего качества, зато пошито в лучшем виде. Матушка моя портниха и модистка. Не скажу, что самая известная в Орле, и к ней записываются в очередь, но и не неумёха какая. Так что может и раскроить как надо, и шов ровный почти как швейной машинкой выведет.
После смерти отца доходы резко упали. Он был хорошим учителем фехтования и не испытывал недостатка в учениках. В принципе, оттого и мы с матушкой хорошо и фехтуем. Когда его не стало, она взялась за переделку старых платьев. Далеко не все могут себе позволить частую смену гардероба, но модистки способны вдохнуть в них новую жизнь. Причём настолько, что на выходе получается по-настоящему новое платье.
Правда, заработки модистки оставляют желать лучшего, и то, что матушка ещё и портняжила, не больно-то помогало. Слишком большая конкуренция, а значит, и плата за эти услуги не столь уж и высока. Если ты не модная мастерица, конечно же.
Поэтому она была вынуждена ещё и ходить в княжеское присутствие, сдавать ману. Всего-то копейка за десять единиц, но у неё шестой ранг, так что в зависимости от наличия времени в месяц получается выручить пять-шесть
– Барич, пожалуйте к столу, – вслед за стуком в дверь послышался голос Матрёны, единственной нашей служанки.
М-да. Поди ещё пойми, служанка ли она. Если что, то по загривку мне от неё прилетает регулярно, а рука у неё тяжёлая и без усиливающих зелий. Злиться на неё я не могу, только и того, что шиплю как змей, уклоняюсь и грожу выпороть. Но, по правде, сам за неё башку кому угодно оторву.
Потому что на любовь нельзя отвечать неблагодарностью. И плевать, что она видит перед собой паренька, выросшего у неё на руках, а на деле это взрослый мужик, появившийся в этом мире чуть больше года назад. Постепенно я проникся уважением к обеим этим женщинам. Ну и, наконец, они те, на кого я могу положиться без оглядки, те, кто вывернется за меня наизнанку и ничего не попросит взамен. Я тупо не могу ответить им меньшим.
Когда вошёл в столовую, завтрак уже был на столе. Ничего особенного – блины с творогом, сметана, малиновое варенье и чай. Ну хоть не каша сегодня, и то радует. Её тут готовят несравнимо вкуснее, чем в моём мире. Рассыпчатая, она буквально тает на языке, и это не фигура речи. Но я к ней всё равно как-то не очень. К тому же в походе надоела хуже горькой редьки.
– Никита, ко мне днями заходила Аграфена Генриховна, – произнесла мать, стоило только мне опуститься на стул.
– Не рановато ли мне ещё о женитьбе думать? – покачал я головой на упоминание довольно известной орловской свахи.
– Я тоже так думала, но она сумела меня убедить, что время уже подошло. У Мирошкиных младшенькая на выданье. В этом году закончила университет по специальности лекарь, и батюшка за ней даёт хорошее приданое. Успеешь и жениться, и университет закончить.
– Ну и на кой им такое золото без дохода? – хмыкнул я.
– Не всё о выгоде печься. Аграфена Генриховна говорит, что ты глянулся девочке. Не пыталась ли она заговорить с тобой во время учёбы, на балу или в ресторации?
– Нет.
Враньё. Пыталась. Дважды. И оба раза я прикинулся валенком. А иначе откуда бы я её знал. У нас разница два года, для универа мы из разных миров.
– Да ты хоть знаешь ли, о ком речь?
– Если не ошибаюсь, тихоня, эдакая серая мышка со средненьким даром. Кому-то повезёт. И я не иронизирую.
– А почему не тебе?
– Нет, матушка, я пока погожу жениться, – макая блин в чашку со сметаной, возразил я.
– А чего годить-то, барич? Чего годить? Сам, поди, бесталанный, кто же со знатным даром за такого пойдёт, – всплеснула руками Матрёна.
– Так не люба она мне, – возразил я.
– Ничего, стерпится – слюбится. А то, что скромница, так это и хорошо, с вертихвосткой какой и до беды недолго.
– Ты послушай Матрёну-то, послушай. Она тебе зла не пожелает. Опять же, со средствами и дар поднять можно, а он никогда лишним не будет.