Виват, Романовы! Часть IV
Шрифт:
Елизавета Алексеевна. Я сейчас в тебя запущу этой банкой варенья. Я серьёзно.
Александр. Хорошо, только я сначала его доем.
Елизавета Алексеевна. А я пока допью.
Берёт бутылку шампанского и пьёт из горла.
Александр (бормочет). И ещё все эти люди, которые везде тобой восхищались, пишут там музыку и стихи..! Ко мне как-то на улице подошёл один нищий, и мало того, что он был просто фу… Так он ещё и заявил, что ты
Быстро доедает варенье.
Елизавета Алексеевна. У меня нет слов!
Александр. И это прекрасно! Промолчи.
Елизавета Алексеевна (вставая). Видеть даже тебя не хочу! Ещё я, оказывается, и виновата!
Идёт к двери. Выходит за дверь. Хлопает дверью. Александр ест варенье.
Елизавета Алексеевна (заглядывая). За мной не пойдёшь?
Александр. Ты меня тридцать лет знаешь. Могла бы и не спрашивать. Конечно же, нет! С места не сдвинусь.
Елизавета Алексеевна заходит обратно. Садится напротив. Задумывается.
Александр. Хочешь варенья? А то я всё съем…
Протягивает ей банку.
Елизавета Алексеевна. Доедай, там осталось две ложки.
Александр. Ну так вот… насчёт тебя. В общем, не то чтобы я не хотел вступить с тобой в близость до 1805 года, но каждый раз, когда я этого хотел, я всегда думал, а вдруг тебе не понравится, и ты сделаешь такое лицо… после которого я никогда не оправляюсь… А, учитывая, что тебе не нравится почти всё и все, за редким исключением, то… я подумал: «Да ну её вообще..!»
Останавливается на полуслове. Елизавета Алексеевна начинает плакать. Александр откладывает банку, встаёт и подходит к ней. Опускается на колени.
Александр (умоляюще). Ну прости… прости меня!
Елизавета Алексеевна. Да нет… это ты прости. Я подумала, какая же я ужасная на самом деле, и мне стало тебя жалко.
Александр (озадаченно). Да? Ну ладно тогда…
Перекрутка.
Ночь. Александр и Елизавета Алексеевна сидят рядом на кровати. Елизавета Алексеевна кладёт голову на плечо Александра. Смотрят на луну.
На столе стоит пустая бутылка из-под шампанского и пустая банка из-под варенья.
Александр. Я тут подумал… Раз у нас не может быть детей и не могло быть в принципе, может быть, тогда разыщем
Елизавета Алексеевна (удивлённо). Что, и даже китайца?
Александр. А почему бы и нет? Даже хорошо, что он китаец. Разве он виноват в этом? Я бы усыновил детей разных национальностей. Французов, итальянцев, голландцев… Мы бы жили в деревне. Я бы занимался там всяким хозяйством… ну, тем, что ты не умеешь: готовить, пахать, стирать, убираться. А ты… (Задумывается.) А ты бы учила их читать… и русскому языку. И совершенству.
Елизавета Алексеевна. Боюсь, что слишком поздно. Теперь у них другая жизнь и другие родители. Я уже смирилась.
Александр (взволнованно). Другая жизнь… Я подумал сейчас, что если бы наша встреча произошла в другое время, в другом месте и при других обстоятельствах… и это были бы уже совсем другие мы – может быть, у нас бы всё было иначе?
Елизавета Алексеевна. Я тоже об этом думала. Мне кажется, если бы мы встретили друг друга позже, когда стали бы взрослее, умнее… ответственнее… (Смотрит на него.) Но не в твоём случае.
Александр. Да, всё могло бы быть, например, вот так.
Перекрутка.
Фантазия Александра
Царское село. Или Зимний дворец. А может быть, Петергоф?
Примерно 1797 год. Большой, ярко освещённый зал. По краям зала музыканты играют на лирах и арфах.
Стоят вазы с цветами. Бегают кролики и поют скворцы.
Голос Елизаветы Алексеевны. Кролики? Почему кролики?
Голос Александра. Ну, просто кролики – символ семейного счастья и благополучия. Я их люблю.
Молодой двадцатилетний Александр в белом мундире стоит в центре зала. Его волосы отливают золотом. В петлице красуется алая роза.
Голос Александра. И я стою, смотрю на двери и гадаю: какая ты? Понравлюсь ли я тебе?
Голос Елизаветы Алексеевны. Я стою за дверью и думаю: какой ты? Так ли ты хорош, как тебя описывали?
Камердинер. Принцесса Луиза Гессен-Дармштадтская!
Двери зала распахиваются. Принцесса Луиза в белом платье входит в зал. Распущенные волосы отливают серебром. В волосах – белая роза.
Музыка смолкает. Александр и Луиза поднимают глаза и смотрят друг на друга.
Голос Александра. Я смотрю на тебя и думаю, что ты само совершенство.
Голос Елизаветы Алексеевны. А я вижу тебя, и ты кажешься мне ещё красивей, чем я тебя представляла. Но я не спешу судить человека по внешности. Что если ты глуп или высокомерен?