Vive le basilic!
Шрифт:
Эжени заплакала. Швейцар-легионер вновь щелкнул каблуками и отодвинул засов.
Эпилог
Кучер, отвозивший потерявшую шляпку молоденькую даму в трауре и ее двоих спутников, о монстре ничего не знал, как не знали о нем сидящие в кафе и прогуливающиеся по воскресным бульварам горожане. Ничего не подозревали и одетые в парадную форму ажаны, только
– Аргаты, – сдавленным голосом произнес газетчик. – Про них тоже слишком много говорили.
Только порожденные фантазией дикарей убийцы были проще и… чище поднявшегося над толпой порождения новой политики и старых сказок. Анри про аргатов не слышал – он держал за руку Эжени, и Поль отвернулся. До сдачи репортажа оставалось семь часов, и в редакции по случаю выходного дня не было никого, кроме швейцара и пары рассыльных.
– А мы боялись пожара. – Капитан все-таки слушал. Или не слушал, а, как и Поль, думал вслух?
– Пожар бы заметили.
Если б с площади ринулись обезумевшие люди, это тоже заметили бы. Значит, никто не ринулся. Василиск убивает взглядом.
– Мсье, – сказал кучер, – с вас экю.
– Ждите здесь, – велел Дюфур, давая два. – Я провожу друзей и вернусь.
Отворивший лакей доложил, что приехал мсье маркиз и картина из спальни мадам по его настоянию перенесена в гостиную. Эжени, не дослушав, с каким-то стоном бросилась к отцу.
Над головой де Мариньи висел пейзаж – над переливчатым морем занимался прохладный розоватый рассвет. Сам маркиз держал рюмку, которую при виде дочери аккуратно поставил на стол, после чего раскрыл объятия.
– Так и знал, курочка, что вы сюда заедете. Я приехал верхом, это не так удобно, зато не застрянешь. Низвержение закончилось удивительно рано, я думал, что успею прочитать газеты.
– Мы удрали, – с ходу признался Поль.
Маркиз выслушал с видимым интересом, а слова старого гарраха попросил повторить.
– Ничего не поделаешь, – кротко согласился он с неизбежным, – теперь нам придется жить не только с парламентом и Кабинетом, но и с василиском. Не думаю, чтобы он стал президентом Республики по примеру Трансатлантидской конфедерации; видимо, придется считать его чем-то вроде инфлюэнцы. Она тоже каждый год убивает
– Жизни? – обреченно переспросила Эжени. – Жизни?!
– Конечно, курочка. Видишь ли, у меня тоже бывают сны. Бабушка Эжени любила вспоминать, как император гулял с ней у моря. Их застигла гроза, и молния ударила очень близко. До реставрации Клермонов папенька – мой брат, увы, очень на него похож – часто давал понять, что бабушка Эжени… Впрочем, это недоказуемо и никому теперь не нужно. Басконец, как и этот аргат, бесповоротно мертв, а я говорю о жизни. Вам, Дюфур, пора в редакцию. Должен же кто-то объяснить городу и миру, что, как пишут в подобных случаях, надо соблюдать спокойствие.
Газетный лист на внутренней стороне стеклянной двери украшал василиск в берете, сковавший взглядом депутатов и министров. За их спинами узнаваемые воры в цилиндрах растаскивали казну, а кайзер в военной каске подкатывал к границе Республики огромную пушку. Карикатура была удачной, вчера над ней смеялась вся редакция.
Поль повернул надраенную ручку и поднялся по лестнице. Папаша Леру в старом пальто поверх ливреи читал «Оракул». Увидев Дюфура, бедняга торопливо сунул презренный листок под конторку.
– Добрый день, мсье… Вы сегодня рано, еще убирают…
– Так получилось. Отправь рассыльных за Жоли, и пусть обойдут всех. Кого найдут – в редакцию. Срочно. Я схожу в комиссариат и сразу же вернусь.
Тубана породила ложь, в которую в конце концов поверили сами лжецы. Три деревни поверивших! Сколько десятков тысяч верят в басконское проклятие? Сколько уверуют сегодня? Алеманские газеты кричат об изголодавшемся имперском монстре. Прибавляем еще и алеманов…
– Мсье Дюфур, что передать мсье Жоли?
– Что… Я напишу.
Карандаш куда-то задевался, и Дюфур, на ходу вытаскивая блокнот, прошел в кабинет, где как раз возился уборщик. Рядом с письменным прибором на полной вчерашних окурков пепельнице восседал василиск. Живой.
Газетчик поморщился и резко стряхнул видавшее виды перо. На белом кожистом наросте расплылось чернильное пятно. Ящерица зашипела и попятилась.
– К черту, – сказал твари Поль. – Это только начало…