Vivuszero
Шрифт:
Очередная бессонная ночь подкосила меня. Утром я был разбит и ели заполз в ховер. Теперь посторонние мысли меня не мучали не так сильно, а дорогу я провел в полудреме, просыпаясь на кочках, встречающихся, чуть ли не каждую минуту. Следующая ночевка приходилась на смежные территории. Караулы усилили, но всё равно никто не спал. Пару вояк рядом трепались почти всю ночь и я почерпнул кое что интересное.
На этом участке сходилось четыре сектора: бородавочники, фибриссы, ящеры и Вавилон. Соседство таких активных во всех смыслах содей делало эту часть пути самой опасной. Ни одна поисковая группа Вавилона пропала здесь. До фаллу было уже далеко,
В середине ночи с холма занятого дозором послышались крики и выстрелы, замелькали лучи фонарей. В шедшей на помощь группе залился, реквизированный у Африки пулемет. Когда вояки вернулись в лагерь, то притащили половину тела одного из дозорных, второй человек пропал. Больше никто и не ложился, поэтому я в наглую залез в один из спальников и продрых в нем до утра. То же самое сделали Африка и Стоун. А вот Дик все это время, пока мы ночевали на свежем воздухе, лежал ховере. Медик так и не снял с его ноги медицинский модуль. Ехал он в другой машине, так что нам удалось переброситься лишь парой слов. Дела у него пошли намного лучше, он уже начал шутить в своей обычной скабрезной манере, так что существовала надежа, что ноги он не лишиться.
Во второй половине следующего дня нас все же догнали. Броневички эскорта загрохотали своими пушчонками, им в ответ басовито ухало что-то посерьезней. Через какое-то время следует мощный взрыв справа. Корпус стонет от взрывное волны, борт напротив меня прошивает осколок, впивающийся молодому вояке в лицо. У нас, по прежнему, связаны руки и мы можем лишь смотреть, как его товарищ обрабатывает рану пеной. Сверху короткими очередями стучит тяжелый пулемет. Сыплются горячие гильзы на пол ховере. До мешка гильзосборника, здесь не додумались, или просто забыли одеть. Раненый начинает кричать, пытаясь добраться руками до похожей на пломбир головы. Его лицо все в ослепительно белой пене. Её баллончики одновременно заменяет и бинт и антисептик, и другие необходимые препараты.
Опять слышатся взрывы, затем еще, и еще. В темном отсеке вырубается освещение, оставляя нас один на один с темнотой. Лишь сквозь небольшое проделанное осколком отверстие, проникает косой лучик и утыкается в противоположный борт.
Темнота и неизвестность. В такие минуты, они начинают давить, врываются в грудную клетку, пробуждая всё скрытое. До поры до времени, в каждом из нас сидят страх и первобытный ужас. И они вырваться, порвав путы любой прочности. И трус от храбреца отличается лишь прочностью замков. У кого-то дверца с лету выбивается, и страх вырывается в грациозном прыжке, заполняя человека от головы до пяток. А у кого-то есть множество засовов, барьеров, навесных и встроенных замков, кажущихся неприступными. Но и они дают трещину. И темном чреве ховера страх высунул свою когтистую лапу, и начал скрестись где-то внутри, вызывая холодный пот.
Погоня была долгой. Преследователи не отступали, пока наконец стрелок, сидящий в будке наверху не закричал, что прибыла подмога и мы прорвались. Страхи сомнения ушли, калитка захлопнулась до следующего раза. Через некоторое время наш ховер остановился, из него вынесли раненого, успевшего накричаться и впасть в блаженное забытье. А мы покатили в Вавилон.
Глава 16. Скорый суд.
К сожалению, красот новой колонии людей на Вивусе я так и не увидел. Положение пленника к экскурсиям не обязывает. Но то,
Дик, вместе с раненым воякой отправился в местное учреждение здравоохранения. А вот нас выгрузили у большого одноэтажного здания. Уже смеркалось, но разглядеть экстерьер нового места заключения все же удалось.
В Вавилоне была самая настоящая тюрьма, построенная из пористого камня. Метод стройки был все тот же. Сплавление с помощью резака и термоизоляции. Только вот исполнено все было более культурно. Ни тебе потеков, ни кривых стен, вполне себе нормальная кладка, перекрытия из листов и чего-то вроде бетонных балок. Ангар Ямы и бар Моргана, в сравнении с этой постройкой выглядели бы так же, как шалаш и хороший кирпичный дом.
За массивными дверями нас ожидал просторный «предбанник» с бойницами. Здесь нас еще раз обыскали и отвели в довольно большую камеру, где уже сидели четыре человека. Габариты Африки и Стоуна сразу же произвели впечатления, так что нам молча уступили дальний угол у небольшого окна с самой настоящей решеткой.
Там были навалено множество затрапезных распоротых спальных мешков и еще какого-то тряпьё. Запах исходивший от кучи, говорил о тяжелой жизни туристических изделий. Выбрав что почище, мы уселись на пол, переговариваясь ничего не значащими фразами. Один из сидельцев. Сморщенный азиат, лет сорока, с тонкими полосками прищуренных глаз, и огромной лысиной с прилипшими к ней тонкими прядями, осмелев, подсел к нам поближе. Он протянул руку:
– Хошемин. Меня зовут Хошемин, это не имя, а кличка! – представился он, слегка кивая головой при каждом слове. – Имени своего я давно не помню! Увы, а ведь оно, наверняка было прекрасным.
Наше молчание не смутило его, он продолжил:
– Я здесь политический заключенный. Мои разногласия с Венделем достигли такого накала, что я оказался здесь. – затем он хитро прищурился и спросил, - А вы откуда. Я слышал, что к нам перебрался весь Полис свободы. Вы должно быть оттуда, теперь мерзкие порядки этих вояк действую и у вас!
В дальнем углу заржала тройка столь заросших и нестриженных оборванцев, что было лишним даже для Вивуса, где с парикмахерскими ощущалась явная напряженка.
– Ну Хош! Опять жжет! Политика! Стащил у Элли, прямо у аппарата баклагу с пойлом и вылакал все. А теперь политика! – опять прыснул один из них.
Хошемин прищурился еще больше, так что его глаз стало вообще не видно и прошипел в ответ:
– Мне нужен был спирт, для своих исследований. Я все потратил на исследования, а этот баран Вендель с идиотом Новиковым не захотели меня поддержать. Они не давали мне ресурсов, держали на голодном пайке! Как какого-то несмышленыша, гоняли с ружьем за периметр. А ведь я стоял у истоков благополучия Вавилона. Да, да я! Кретины! Да еще и бросили сюда. Ну, выпил я с горя, ведь не получилось. Немножко не хватило, все бактерии посева погибли! – и он поднял руки, сжав хиленькие кулачонки.
Стоун сейчас пребывал в какой-то ухмыляющейся апатии, уставившись в потолок. Африка переживал разлуку с любимым пулеметом и сидел истуканом, выписывая на ладони кренделя, своим пальцем-сарделькой. Пришлось налаживать контакты мне, хотя говорить ни с кем не хотелось:
– Мы из Калдрона! - решил я ничего не придумывать, так как скрывать нам уже было нечего.
У Хошемина немного приоткрылись глаза, в них загорелся какой-то загадочный огонек. И он быстро кивая в такт словам спросил: