Vivuszero
Шрифт:
- Судья, вы одно скажите. Самое интересное! Кто из нас и кому причинял насильственные действия сексуального характера. Меня только это и волнует! В остальном я с вами согласен!
– опять вставил пять копеек Стоун, явно получавший удовольствие от происходящего.
Судья на реплику Стоуна не обратил ни малейшего внимания. Он опять вытер испарину на лбу и с облегчением сказал:
- Все! Процесс считать оконченным, приговоров вступает в силу с момента вынесения, обжалованию не подлежит. Осужденные передаются в ведение объединённых военных властей Вавилона.
Сразу же стал один из сопровождающих.
– Я лейтенант Фурье, законный представитель объединенных военных властей. Решением командования вам и другим осужденным поручается оборона важного объекта за пределами обитаемой территории колонии. Выезд на задание немедленно. Выходи по одному. – и он кивнул здоровяку, который уже стоял у клетки.
– Не рыпайся, все будет нормально! – шепнул мне на ухо Стоун перед выходом.
Мы опять прошли по темны коридорам и вышли во двор, где нас ждал побитый ховер, со следами пулевых пробоин и неказистыми заплатками по всему корпусу. Здание тюрьмы теперь не казалось мне столь достойным достижением в строительстве. Просто большая халупа. Внутри ховера нас ждал Хошемин, троица бродяг и незнакомый молодой человек, явно пришибленный всем происходящим. Аппарель закрылась. Стало темно и ховер тронулся, гремя чем-то в корпусе и механизмах. Все повторилось, вновь темное не освещенное нутро ховера и дальняя дорога в неизвестность.
Признаюсь, такое правосудие меня удивило, да что там, я просто охренел от этой квинтэссенции несправедливости. Хотелось верить, что такое здесь не обыденность, и случается редко, а наше скорое выпроваживание из колонии является результатом заговора. В голове вырисовывались чудовищные планы по нашему устранению. Правда, возникал один вопрос. Если нас считали действительно столь опасными, то зачем нас привезли в Вавилон. По дороге встретились сотни удобных оврагов и настоящих каньонов.
Все мои надежды насчет Вавилона рухнули. Когда я ехал сюда, то мечтал о том, что здесь нас поймут, помогут осуществить задуманное. Но один бумажный листок в руках похмельного мужика перевернул всё с ног на голову. Несмотря на все явные плюсы Вавилона, мы всей нашей компанией попали из одной крайности в другую. Из бандитского антагонистского общества Калдрона в военизированный концлагерь Вавилона. Где все подчинялось одной цели – всеобщему благу, которого в условия Вивуса достичь было невозможно.
Всю дорогу меня сверлило изнутри чувство обиды. Когда человека обвиняют в чем-то незаслуженном, все его естество восстаёт. Ведь каждый в глубине души считает себя хорошим. Даже последний бандит, имеющий десятки грехов, будучи осужденным за несовершенное им преступление, считает себя невиновным. А уж если наказание сурово, и вы знаете того, кто его совершил, то чувству обиды и горечи нет конца. Оно начинает выедать человека изнутри. И именно это является самым страшным, а не тяжесть вынесенного наказания. Осознание того, что боль и лишения перенесены тобой, за кого-то другого, более хитрого и изворотливого бесит, наливает яростью и бессильной злобой. И такой человек намного опасней преступника, потому что провинившийся преступник
В душе клокотало. Такие чувства были хорошо мне знакомы. В голове всплывали фантазии, как я поступлю с продажным судьей, Морганом, Мерлином и Ковальским. Артем Суворов этого бы никогда не придумал. Образы были ужасны и противоестественны. На мгновение перед глазами возникло окровавленное лицо красивой женщины. Ее огромные глаза наполнились до краев ужасом, красивые пухлые губы скривились в гримасе. Черные потеки косметики, прочертили две полосы от глаз к подбородку. Образ померк, но по спине пробежал холодок.
Я и мои размышления болтались внутри ховера долго, очень долго, пока задняя аппарель медленно не опустилась, шелестя механизмом и внутрь не ударил порывистый ветер.
– Выходи - проорал кто-то.
Нас привезли к точно такой же башне с тарелкой наверху, как та, возле которой мы встретили Ковальского. Этот исполин стоял на вершине пологой гряды. Поэтому ховеры смогли подъехать довольно близко. Прямоугольное основание башни было значительно меньше виденного нами. Всего метров десять в высоту и наш лагерь должен был располагаться именно на нем.
Наверх уже втащили два обычных контейнера и при помощи, вбитой в гранит небольшой самодельной стрелы со шкивом отправляли на верх несколько блестящих металлических ящиков. Рядом с основанием башни, стояла разлапистая, здоровенная машина, превосходившая размерами ховер раза в три. На ней покоился массивный кран, частично сложенный для транспортировки. Рядом стоял еще один примечательный транспорт, на широких колесах и большой открытой грузовой платформой. Видимо на нем и привезли контейнеры. Его кабина с четырьмя боковыми дверями чем-то походила на ховер. Такая же граненая. На крыше же расположилась бронированная будка с пулеметом. В Калдроне такой мощной специализированной техники не было.
Нас построил небритый, усталый мужчина средних лет, в шапке-чулке на голове. На лацкане его серого плаща, покрытом темными разводами красовались, две выгоревшие горизонтальные полоски. В руке он держал потертую полуавтоматическую снайперскую винтовку с оптическим прицелом и скелетным прикладом, сейчас сложенным и прижатым к ствольной коробке.
– Я первый лейтенант Рино. Если вы засранцы, хотите прожить следующий день, то слушайте меня.
Он со скучающим видом оглядел нашу компанию, почесал за ухом, собираясь с мыслями и нехотя продолжил:
– Вас всех осудили, но мне плевать за что. Теперь у вас одна задача. Охранять ретранслятор связи и выходить на эту самую связь два раза в сутки. Там есть инструкции, написанные для дебилов, если не разберетесь, пеняйте на себя. Я конечно должен все вам показать, рассказать, но с меня хватит. Вы не первые геморройные упыри, которые забивают ужи дерьмом, а потом все равно ничего не понимают. – и он показал на тарелку башни, - На верх не поднимайтесь. Лестница заминирована, такие балбесы, как вы вряд ли смогут разобраться в схемах минирования лейтенанта Фурье.