Византийские портреты
Шрифт:
Со своей стороны, я должен сознаться, что мне лично Ирина представляется гораздо менее привлекательной. Крайне честолюбивая - ее поклонники отмечают в ней как характерную черту исключительное властолюбие (to philarchon), - она всю свою жизнь руководилась одною страстью желанием царствовать. Она была молода и хороша собой - но не имела любовника из страха, чтоб не стал он над ней господином. Она была матерью: честолюбие заглушило в ней материнскую любовь. Для достижения поставленной себе цели она не стеснялась ничем; все средства были для нее хороши: обман и интриги, жестокость и коварство. Вся мощь ее души, все силы ее гордости были направлены только к одному, к достижению престола. И так было всю жизнь: само ее благочестие, подлинное и глубокое, усиливало и помогало ее честолюбию - благочестие узкое, суеверное, причем она себе внушила, что была необходимым орудием в руках Божиих, что ей надлежит совершить в этом мире важное дело, что она обязана это дело защищать и не позволять другим уничтожить его. Так согласовала она наиболее удобным образом наставления религиозные с побуждениями, внушенными собственными интересами и жаждой власти; и так как она вследствие этого была всегда убеждена в своей правоте и сознании своего долга, она искренно и без колебаний шла к
И я вполне согласен, что Ирина довольно счастливо довела до конца показную роль женщины, выдающейся своим честолюбием. В ней было величие, представительность, вкус к роскоши, торжествам и великолепным сооружениям; в том, впрочем, она была вполне женщина. Друзья ее утверждали, кроме того, что она управляла хорошо, что народ ее любил и оплакивал ее падение, что {66} царствование ее было временем сплошного благоденствия. Далее будет видно, какого мнения надо придерживаться относительно этих похвал. Во всяком случае, нам трудно признать за императрицей Ириной тот исключительный ум, ту силу духа, ту мужественную смелость, ту твердость души в несчастиях, какие ей так охотно приписывают ее приверженцы. Одна вещь заставляет сомневаться в силе ее политического гения и в ясности ее взглядов: она всегда несколько преждевременно хвасталась победой и не раз наталкивалась на препятствия, которые могла бы и должна была бы предвидеть. Если угодно, она была искусна и сильна в интриганстве, но в ее способах действия выказывались главным образом уловки скрытной и хитрой женщины, имевшие, конечно, иногда успех, но отнюдь не доказывающие превосходство ума. Я признаю, что она с большим упорством, с похвальной настойчивостью боролась с препятствием, покуда не побеждала его. Но она не представляется нам, несмотря на величие души (to crataiophron) и мужественный дух (to arrenopon phron?ma), какими ее наделяют, ни действительно энергичной, ни достаточно смелой.
В 797 году, когда она совершила государственный переворот, отнявший у ее сына престол, она в решительную минуту потеряла голову; она испугалась, готова была на унижение: она подумала, что дело проиграно, и решила было все бросить. В 802 году, когда заговорщики подготовили ее падение, она дала лишить себя престола, не делая даже попытки к сопротивлению. Слабая в поражении, при победе, наоборот, она выказала себя неумолимой. А поступок ее с сыном, нам кажется, достаточно красноречив, чтоб судить о ее сердце. Несомненно, она совершила много крупных дел в течение почти двадцатилетнего своего царствования: она дерзнула на революцию политическую и религиозную значения беспримерного. Тем не менее она сама по себе не была велика ни силой духа, ни силой воли.
Но какова бы ни была Ирина, эпоха, в какую она жила, остается необычайно интересной и драматичной. Как верно было замечено, "в этой византийской истории, свидетелями невероятных событий которой мы оказываемся, царствование Ирины является, быть может, самым удивительным" 12.
III
В то время как, благодаря смерти Льва IV, Ирина вступила в обладание полной верховной властью, много честолюбивых замыслов бродило в головах окружавших ее соперников. При дворе она наталкивалась на глухую вражду своих зятьев, пяти сыновей {67} Константина V, популярных и честолюбивых, от которых она могла ожидать всего. Напрасно отец, умирая, заставил их поклясться никогда не составлять заговора против законного монарха; не успел вступить на престол Лев IV, как они уже нарушили свою клятву; и хотя после этой проделки старший из них, кесарь Никифор, был лишен сана и сослан в отдаленный Херсон, многочисленная партия продолжала упорно работать в их пользу. С другой стороны, все высшие государственные должности были заняты ревностными иконоборцами. Магистр оффиций, начальник канцелярии, доместик схол, главнокомандующий армией были старые и верные слуги покойного василевса Константина V. Сенат, высшие чины провинциальной администрации были не менее преданны политике предшествовавшего царствования. Церковь, наконец, которой управлял патриарх Павел, была полна врагов иконопочитания. С людьми такого сорта Ирина не могла ничего предпринять; в свою очередь и они также с полным правом подозревали царицу и опасались в недалеком будущем реакционных попыток с ее стороны. Чтоб привести в исполнение свои благочестивые намерения, чтоб удовлетворить своим честолюбивым мечтаниям, императрице надо было найти иных сотрудников, отыскать иную поддержку.
Вот тут-то и проявилось ее искусство подготовлять себе пути. Из противников своих она с иными без всякого милосердия расправилась силой, тихо удалила других с таких мест, где они являлись стеснительными. Составился заговор, чтобы возвести на престол кесарей; она воспользовалась им, чтоб заставить зятьев вступить в монашеский чин, и для того, чтобы все немедленно узнали об их опале, она принудила их в Рождество 780 года принять участие в торжественном богослужении, отправляемом в этот великий праздник в присутствии всех жителей столицы, собравшихся в храме Святой Софии. В то же время она постепенно переменила всех дворцовых чиновников. Затем она способствовала своей семье в достижении всяких почестей, устроила брата, племянника, двоюродную сестру, еще других родных. Она подвергла опале старых военачальников Константина V, особенно страшного Михаила Лаханодракона, стратига фракисийцев, известного своей свирепой ненавистью к монахам и грубым издевательством, с каким он заставлял их жениться. Вместо них она назначила на важные должности своих людей, в особенности евнухов из своего дома и близких ей. Им незаметно поручила она все ответственные придворные и административные должности; из их среды, наконец, выбрала она себе первого министра Ставракия.
Большой любимец царицы, человек этот милостью ее был сделан патрикием, логофетом дрома; вскоре он стал бесспорным и {68} всемогущим владыкой в Священном дворце. В качестве дипломата он заключил мир с арабами; в качестве
Производя перемены в составе правительства, Ирина в то же время изменяла и всю политику империи. Она прекратила войну на Востоке; она начала на Западе сближение с папой, задумала войти в соглашение с Карлом Великим; в особенности в делах религии она выказывала давно невиданную терпимость. "Благочестивые люди, - говорит один современный ей летописец, вновь могли свободно говорить, слово Божие - безвозбранно распространяться; искавшие вечного спасения могли без помехи удалиться из мира, и слава Божия вновь воссияла; монастыри стали вновь благоденствовать, повсюду царило добро. Монахи вновь появились в Константинополе; вновь открылся доступ в монастырь для того, кто раньше вынужден был душить в себе истинное призвание; императрица старалась всячески загладить святотатство предшествовавшего царствования; она с большой торжественностью отнесла обратно в Святую Софию драгоценную корону, некогда похищенную из храма Львом IV; она торжественно вновь положила в их святилище мощи св. Евфимии, брошенные в море по приказанию Константина V и чудесно вновь найденные. И партия набожных людей, в восторге от таких проявлений благочестия, приветствовала как неожиданное чудо восшествие на престол благочестивой монархини и благодарила Бога, восхотевшего руками женщины-вдовы и сироты-ребенка уничтожить нечестие и положить конец рабскому состоянию церкви".
Ловко поведенная интрига упрочила за Ириной единственную не достававшую ей еще власть - патриархат. В 784 году совсем неожиданно, не посоветовавшись с правительством, как утверждает Феофан, впрочем, вероятно, вследствие внушений, происходивших из дворца, патриарх Павел сложил с себя сан и удалился в мо-{69}настырь, громогласно объявив всем, что, предавшись всецело раскаянию в своих грехах, он решил искупить преступления, совершенные им против икон, и хоть умереть в мире с Богом. Ирина ловко воспользовалась таким решением, наделавшим много шуму в столице, и на место Павла поставила во главе церкви человека верного, из светских, императорского секретаря Тарасия. Этот умный и тонкий политик великолепно справился с ролью, какую ему, несомненно, назначила императрица. Когда имя его было выставлено, когда сама царица стала просить его принять избрание, он воспротивился, отклонил сан, какой хотели возложить на него, попросил, чтобы ему было позволено объяснить перед народом причины своего отказа. И в длинной речи он подробно описывал плачевное состояние церкви, потрясавшие ее раздоры, раскол, отделившие ее от Рима, и очень ловко подал мысль о вселенском соборе, единственно могущем восстановить мир и единение в христианском мире, только при этом условии соглашаясь принять предложение. В то же время, сделав удачное отступление, он осудил иконоборческий собор, бывший в 753 году, отрицая его канонический авторитет вследствие того, что он только утвердил неправильно принятые светской властью решения по делам религии. Подготовив таким образом почву для проектов царицы, он в конце концов дал себя уговорить и, получив разом все степени священства, вступил на патриарший престол.
С таким неоценимым союзником Ирина сочла возможным действовать открыто. По всей империи разосланы были воззвания, призывавшие в Константинополь к весне 786 года всех духовных особ христианского мира, и все заранее были уверены в победе. Но забыли принять в расчет оппозицию известной части епископов, и в особенности враждебное отношение императорской гвардии, оставшейся верною памяти Константина V и приверженной политике его славного царствования. Заметили сделанную ошибку в самый день открытия собора в церкви Святых апостолов. Епископы торжественно заняли свои места; на хорах базилики Ирина с сыном присутствовала на заседании. Платон, игумен Саккудийского монастыря, один их самых горячих защитников икон, произносил с кафедры подходящую к случаю проповедь, как вдруг в церковь ворвались воины с обнаженными мечами, угрожая смертью духовным сановникам. Тщетно Ирина с достаточной храбростью пыталась вмешаться и подавить мятеж; усилия ее оказались напрасны, авторитет бессилен. Православные епископы были подвергнуты поруганию и рассеяны. Тогда епископы иконоборческой партии, присоединясь к войску, стали рукоплескать и кричать: "Мы победили, мы победили!" Сама Ирина не без труда спаслась от "когтей этих {70} львов", как пишет один летописец из духовенства, и приверженцы ее, хоть и не была пролита ее кровь, провозгласили ее мученицей.
Проявили излишнюю торопливость, теперь приходилось начинать все сызнова. На этот раз, чтобы иметь успех, пошли окольными путями. Царица и ее первый министр выказали при этом весь присущий им дух интриг, всю свою хитрость. Деньгами, обещаниями правительство переманило на свою сторону главную азиатскую армию, всегда завидовавшую войскам, составлявшим столичный гарнизон. Затем был объявлен большой поход против арабов. Первыми отправились в поход полки гвардии; в Константинополе их тотчас заменили отрядами, в преданности которых были уверены; в то же время, чтобы принудить к послушанию непокорных, хватали женщин и детей, овладевали имуществом солдат, отправленных на границу; с таким драгоценным залогом в руках правительство могло без опасения сломить, распустить, рассеять неблаговолившие к нему войска гвардии. Теперь Ирина имела необходимую поддержку для своих целей, собственное войско с преданными ей военачальниками. Несмотря на это, она не рискнула в самом Константинополе возобновить попытку, неудавшуюся в 786 году. Вселенский собор собрался в Никее в 787 году; под всемогущим влиянием двора, патриарха и монахов он, не колеблясь, предал анафеме иконоборческие постановления 753 года и во всей полноте восстановил почитание икон и православие. Затем в ноябре 787 года отцы собора перебрались в столицу и на последнем торжественном заседании, происходившем в Магнаврском дворце в присутствии легатов папы Адриана, Ирина собственноручно подписала каноны, восстановлявшие любимые ею верования.