Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2-х кн.
Шрифт:
В известных общих курсах византийской истории этой эпохе уделяется очень немного места; не богата она и специальными исследованиями; относящиеся к ней факты, заключающиеся в современных и позднейших источниках, частью только недавно изданных (например, сочинения Пселла), еще не были собраны в полноте, и тем более не подвергнуты критическому разбору в их связи и совокупности. Если справедливость требует заметить, что автор уж слишком умаляет значение некоторых общих сочинений по Византии, например, «Истории Греции» Гопфа и «Истории греко-римского права» Цахариэ, которые, несомненно, могли оказать ему помощь, и что замечательные исследования об XI в. В. Г. Васильевского [3175] проложили путь к разработке исторических источников этой эпохи и уяснению некоторых ее сторон, то все-таки нельзя не признать, что г-ну Скабалановичу для решения поставленной им задачи предстояла обширная черновая работа по кропотливому, мелочному изучению первоисточников избранного им периода. Имея в виду сделанное предшественниками, он принялся за самостоятельные разыскания в области исторических памятников, имеющих отношение к XI в., и к извлечению из них фактических данных. Добытый таким способом материал был подвергнут критике, приведен в известную систему и лег в основание данного сочинения, которое по справедливости может быть рассматриваемо как продукт продолжительных, усидчивых, добросовестных, строго научных занятий его автора.
3175
«Византия и печенеги», «Русско-византийские отрывки», «О жизни и трудах Симеона Метафраста», «Материалы для внутренней истории Византийского государства», «Советы и рассказы византийского боярина XI в.». Все эти, как и другие более мелкие исследования и статьи В. Г. Васильевского, помещались в «Журнале Министерства Народного Просвещения», начиная с 1872 г.
С широтой своей задачи и трудностями ее исполнения
Книга г-на Скабалановича состоит из обширного введения и десяти глав. Введение (71 страница) посвящено обозрению источников. Это одна из самых важных и любопытных частей сочинения. Здесь мы находим сжатое изложение результатов того тщательно произведенного автором анализа источников, о котором мы сейчас упомянули. Все так или иначе относящиеся к данной эпохе исторические памятники разделены на пять отделов: 1) история, записки, хроники и летописи, по языку и месту происхождения распадающиеся на три секции: греческие, латинские и восточные; 2) слова, речи, биографии, жития и т. п. (греческие и латинские); 3) послания и письма; 4) законодательные акты и официальные бумаги; 5) надписи на вещественных памятниках. Следуя этой классификации, автор сообщает о каждом историческом памятнике самые существенные сведения, необходимые для его критической оценки. Собственно византийские памятники, как наиболее важные, понятно, останавливают на себе особенное его внимание. Так, он довольно подробно говорит о «Записках» Михаила Пселла, лучшего свидетеля событий данной эпохи, об «Истории» Михаила Атталиота, о хрониках Иоанна Скилицы, Георгия Кедрина, Иоанна Зонары, Михаила Глики, об исторических трудах Никифора Вриенния и Анны Комниной, о словах и письмах Михаила Пселла, Иоанна Мавропода и др. Менее останавливается он на латинских памятниках; тем не менее, некоторые из них, особенно важные, нашли себе в кратких заметках автора весьма меткую характеристику; таковы, например, Барийские анналы, «Хроника» Лупа Протоспафария, «Хроника» Анонима Барийского, «История норманнов» Амата, «Хроника Кассинского монастыря» Льва, еп. Остийского, «ДеянияРобертаГвискара», Вильгельма Апулийского, «Сицилийская история» Готфрида Малатерра, «Хроника» Ромуальда Салернского и других. То же самое нужно сказать о восточных памятниках, как «История» Аристакеса Ластивертского, «Хроника» Матвея Эдесского, «Летопись» Яхъи Антиохийского, «Всеобщая история» Ал-Макина и др., в суждениях о которых сам автор не всегда мог быть вполне самостоятелен в силу свойств самих памятников. В отделе законодательных актов и официальных бумаг рассматриваются новеллы и хрисовулы императоров Константина VIII, Константина IX Мономаха, Исаака Комнина, Константина Дуки, Михаила Парапинака и Никифора Вотаниата, определения патриархов — Алексия, Михаила Керуллария, Иоанна Ксифилина, монастырские акты, постановление по делу Пселла, , докладная записка легатов, булла Льва IX, акты Римского собора, грамоты и привилегии Трани, Амальфи, Неаполя, Далмации и Хорватии. В своих заметках об источниках г-н Скабаланович указывает внешние черты того или другого исторического памятника (место, время, личность автора памятника), старается определить отношение его к другим современным или однородным памятникам, доискивается происхождения находящихся в нем данных и выясняет сравнительную ценность последних. При этом даются все относящиеся к делу библиографические указания. Несмотря на свою краткость, эти критические заметки, по нашему мнению, имеют высокое значение и могут с пользой послужить всякому исследователю, которому придется иметь дело с источниками для византийской истории XI в. Очень уместно было бы в том же введении, вслед за обозрением источников, обозрение литературы предмета, т. е. всего того, хотя и очень немногого, что сделано для данного периода предшественниками г-на Скабалановича. Но он предпочел заняться этим вопросом в своей речи, произнесенной перед защитой докторской диссертации и напечатанной особо в «Христианском Чтении», причем желаемое обозрение сделано слишком обще и неполно. Довольно указать, например, что об известных исследованиях об XI в. В. Г. Васильевского в этой речи не упоминается ни одним словом, а в самой книге встречается лишь несколько ссылок на них в примечаниях. Такое умолчание о нашем русском византинисте представляется нам тем более странным, что в той же речи г-н Скабаланович сравнительно долго останавливается на Ф. Гирше, критические работы которого относятся к источникам по византийской истории совсем другой эпохи — IX и X столетий.
Первые две главы книги (132 страницы) заняты подробной характеристикой императоров, придворных партий, интриг, волнений, династических переворотов. В этом отношении жизнь Византии за время от 1023 по 1081 гг. представляет для историка весьма обильный материал. Достаточно отметить, что в течение 55 лет на византийском престоле перебывало до 15 императоров; сверх того, захватывали власть императрицы и некоронованные узурпаторы. Редкий из государей этого времени по своей воле сходил с исторической сцены и умирал естественной смертью. Вступление на престол и кратковременное правление каждого из них сопровождалось грубыми насилиями, казнями и ссылками, интригами придворных партий, народными смутами и движениями. Обо всем этом г-н Скабаланович рассказывает очень подробно, основываясь исключительно на первоисточниках. В сравнении со своими предшественниками, не имевшими под руками многих источников, обнародованных лишь в недавнее время, он сообщает много новых частных фактов из области столичной и придворной византийской жизни данной эпохи, а старые, уже известные, дополняет новыми сведениями, приводит те и другие в более точную хронологическую и внутреннюю связь. Все это, без сомнения, очень любопытно и важно. Уместность этих двух глав в своем труде сам автор объясняет следующим образом в своей вышеозначенной публичной речи: «Что прежде всего поражает при чтении византийских историков? Поражает односторонность в выборе предмета. Рассказ вращается преимущественно около личности императора и его двора; все не имеющее отношения к этому основному сюжету, входит в содержание или случайно, или в высшей степени поверхностно, жизнь провинций и отдельных сословий точно не существует, индивидуальная деятельность стушевывается, — все поглощено столицей и особой царствующего государя. Рядом с повествованиями, относящимися к личности государя или двора, византийские историки наполняют страницы своих хроник рассказами о придворных интригах, борьбе партий и тесно связанных с ней заговорах и восстаниях. Этот характер исторических произведений вполне отвечает общему направлению жизни. Жизнь Греческой империи, получив сильный толчок к централизации еще в III в., стала неуклонно развиваться по этому направлению и действительно дошла до того, что вся как бы сконцентрировалась в одном столичном городе вокруг личности императора, так что история справедливо называется византийской, и история Империи — византийской историей. Вследствие такого значения, достигнутого императорами, как конкретным выражением государственной идеи, произошло — с одной стороны, что они сделались всевластными, с другой, — что их личный характер, достоинства и недостатки получили слишком большое влияние на весь ход государственной жизни. Это — один момент. Но был еще другой, в котором первый момент находил себе ограничение. Таким ограничивающим моментом был византийский консерватизм, благоговение к формам жизни, выработанным стариной и освященным обычаями. Абсолютным деспотом в Византии, собственно, был не император, но этот формализм, приверженность к обычаям и раз установившимся порядкам. Преклонение перед формой было причиной как хороших, так и дурных сторон политического и общественного быта. Отсюда — необыкновенное развитие и широкое применение разных обрядов и церемоний, отсюда же грубый и дикий способ обнаружения общественного мнения путем вооруженного протеста народной массы против высшей государственной власти». «На всем протяжении византийской истории выступают две ограничивающие друг друга силы: императорская власть — с одной стороны, общественное мнение в его грубой форме — с другой. В государственном строе обе силы имели весьма важное значение, и поэтому историки так внимательно ими занимаются». Отсюда ясно, «что характеристика императоров важна не потому только, что читать ее занимательно, и что византийские интриги, заговоры, бунты, означают нечто большее, чем простые придворные дрязги». «Лишь под условием выяснения образа мыслей и личного характера императоров и степени воздействия на императоров общественного мнения возможно правильно объяснить происхождение тех или других фактов, такое, а не иное направление не только государственной и общественной, но также религиозной и интеллектуальной жизни». [3176]
3176
«Христианское Чтение». 1884. Июль-август. С. 174-175.
Мы вполне соглашаемся с этими объяснениями г-на Скабалановича и разделяем вышеприведенные его взгляды. Придворные смуты и перевороты составляют столь существенную, характерную черту византийской истории данного периода, что историк, занимающийся этим периодом, не мог не остановиться на тщательном изучении этих событий. Но нам думается, что автор в этом отношении слишком увлекся стремлением к подробностям и фактической полноте, за которыми упустил из виду нечто не менее важное. Он совершенно оставил в стороне выяснение тех общих причин и начал, которые обусловливали такое печальное течение государственной жизни Империи в продолжение полстолетия. Перед читателем проходит длинный, бесконечный ряд фактов, иллюстрирующих эту постоянную смену императоров, ожесточенную борьбу партий, вооруженные восстания народа, интриги светских и духовных сановников и пр., но он тщетно ищет какого-нибудь луча света, который осветил бы всю эту массу фактов с какой-нибудь высшей, общей точки зрения и дал бы
С третьей главы (С. 132-181) автор приступает к основной задаче своего труда — к изображению внутреннего состояния византийского государства и Церкви за время от 1025 по 1081 гг. Он начинает с центрального управления. Здесь последовательно рассмотрены вопросы о положении и значении императорской власти, о мерах, принимаемых императорами для обеспечения прав на престол (система сотоварищества, избрание и назначение преемника престола царствующим государем), об участии народа в избрании императора. Далее на основании фактов обрисованы: придворный этикет и церемонии, культ императоров, высочайшие выходы, система чиновной иерархии, функции и значение сенаторских чинов (светских и духовных), высшие государственные должности, их аналогия с чинами, и способы замещения. Наконец, выяснены организация и функции центральных государственных учреждений — придворного ведомства и т. н. секретов посвящена областному управлению. Автор объясняет образование фем, их организацию как округов военных, судебно-административных и податных, описывает управление их дуками, катепанами и стратигами, и перечисляет все известные для данной эпохи фемы, сообщая о каждой из них все, что можно было найти в источниках.
В пятой главе (С. 230-266) излагаются состояние византийского общества и экономические условия его быта. Эта глава, а равно и следующая — о финансах — представляют особенно высокий интерес, так как в них затрагиваются самые существенные вопросы социально-общественного и экономического строя византийского государства. Исследование некоторых из этих вопросов, например, о формах землевладения в Византии и о податной системе ее, было облегчено нашему автору известными критическими работами профессоров Васильевского [3177] и Успенского, [3178] тем не менее и он внес свою значительную лепту в дело более широкой постановки и разрешения этих и других связанных с ним вопросов. Отметив важное влияние славянского гения на социально-общественный быт Византии, выразившееся в широком развитии вольного крестьянства и общинного землевладения, г-н Скабаланович останавливается на происхождении чиновной аристократии и двух классов крестьян — париков и общинников, характеризует борьбу властелей с убогими и относящиеся к этой борьбе законодательные меры, объясняет происхождение, сущность и значение харистикарной и прониарной систем землевладения. Небезынтересно заключение автора о положении византийского крестьянства в XI в.: «Несмотря на все неблагоприятные для крестьянства условия, со включением пронии, основные начала, на которых покоился быт крестьянского сословия и которым определялось его юридическое положение, не претерпели изменения в XI в. Произошло дробление крестьянских общин, может быть, уменьшилось число свободных крестьян-общинников, вследствие потери участков и перехода общинников в разряд париков; но самая община и общинное землевладение не исчезли. Общинное устройство не только сохранилось в течение XI в., но перешло к последующим векам и пережило самую Византийскую империю. Положение париков во многих местах ухудшилось, но ухудшение не было повсеместным, между крестьянами-присельниками продолжали существовать такие, которые платили только десятину, морту, и по-прежнему назывались мортитами. За париками оставалось право свободного крестьянского перехода, по крайней мере, до XIII в.» (С. 266).
3177
См. выше.
3178
К истории крестьянского землевладения в Византии//Ж. М. Н. П., 1883. Январь-февраль; Значение византийской и южно-славянской пронии//Сборник статей по славяноведению в честь В. И. Ламанского. СПб., 1883; Следы писцовых книг в Византии//Ж. М. Н. П., 1884.
В главе о финансах (С. 268-300) рассматриваются: вопрос о платежных силах, организация податной системы, разные роды податей и повинностей, способы сбора податей, экстренные источники доходов и важнейшие статьи расходов.
Седьмая глава занята всесторонним описанием военного и морского дела (С. 300-347), а восьмая посвящена суду (С. 347-360).
В девятой главе говорится о Церкви (С. 361-425). Здесь автор отмечает теснейший союз государства и Церкви как характеристическую особенность церковно-государственных отношений в Византии, сообщает сведения о синоде, о положении Константинопольского патриарха, о церковной иерархии, дает характеристики патриархов, занимавших Константинопольский престол в рассматриваемую эпоху — Алексия, Михаила Керуллария, Константина Лихуда, Иоанна Ксифилина и Косьмы, и перечисляет митрополии и архиепископии, подчиненные Константинопольскому патриарху.
Десятая глава посвящена монашеству. Здесь мы находим объяснение факта умножения монастырей в XI в. в связи с особенностями политического строя, экономическими и религиозными мотивами, сведения о новооснованных монастырях, о разных типах монастырей и монастырских уставов, отчетливую характеристику монашествующих данной эпохи, а равно влияния монашества на византийское общество и государство.
Как добавление к рассматриваемой книге или, лучше, как одиннадцатую главу в ней нужно рассматривать превосходную монографию нашего автора под заглавием «Византийская наука и школы в XI в.», напечатанную особо в академическом журнале «Христианское Чтение». В истории византийского образования XI в., как мы уже заметили, был временем сравнительного процветания науки и школ. Г-н Скабаланович в живом и интересном очерке раскрывает положение науки и просвещения в Византии в избранный им период. Он рассказывает о возобновленной Византийской академии в царствование Константина Мономаха, характеризует главных ее деятелей: Михаила Пселла, Иоанна Ксифилина, Иоанна Мавролода, Никиту, выдающихся представителей тогдашней византийской науки, описывает состояние элементарных и средних школ, общее направление образования, отношение к нему императоров и общества, наконец, отмечает темные стороны просвещения — господствовавшие в обществе суеверия и предрассудки. Некоторые общие замечания автора по их новизне нельзя не признать весьма любопытными и важными. Так, признавая, что на византийской образованности XI в. лежал отпечаток церковности, он, однако же, считает «заблуждением утверждать, что элемент религиозный вытеснял и подавлял элемент светский, что наука богословская убивала науку светскую. Скорее, светский элемент брал перевес над духовным, во всяком случае, он стоял на первом плане, а религиозный элемент привходил стороной, сообщая при этом свою окраску содержанию науки в целом» (С. 754). Неверным признает г-н Скабаланович и тот очень распространенный взгляд, что вообще византийская школа была рассадницей энциклопедизма. Энциклопедичность, универсальность знаний была идеалом византийской образованности, но в школах, школьной науке этот идеал не осуществлялся. Но вот особенно любопытный общий вывод автора о состоянии просвещения в Византии в XI столетии. Указав на высказанное вскользь Пселлом замечание, что Рим уступает Византии в отношении наук, г-н Скабаланович говорит следующее. «Замечание это может быть распространено и понято в смысле научного превосходства Византийской империи вообще над современной ей Западной Европой. Хотя тогдашний уровень знаний в Империи оставлял желать многого, однако же в Западной Европе он был еще ниже. Сравнительный уровень был таков, что Империя могла еще разыграть роль учительницы по отношению к Западу, и западноевропейцы того времени в поисках за наукой отправлялись обыкновенно на Восток. В XI в. некто Адам, из Парижа, для довершения образования решился отправиться в Афины и в Византию. Он искал при этом не элементарного знания, но чего-нибудь побольше, так как уже обладал достаточными познаниями для того, чтобы дать повод Спалатскому епископу обратиться к нему с предложением редактировать жития далматинских святых» (С. 351). «По свидетельству Михаила Пселла, слава о Византийской академии при Константине Мономахе распространилась не только по областям Империи, но проникла в иностранные государства и привлекла к слушанию лекций учеников из Западной Европы и земель сарацинских, багдадского и египетского халифатов» (С. 358).
Таково содержание обширного труда г-на Скабалановича. Автор ставит перед собой и самостоятельно решает такую массу частных и общих вопросов, относящихся к положению Византии в XI в., что за ним справедливо должна быть признана заслуга глубокого и тщательного изучения этого периода; для преемников и продолжателей его, которые обратятся к более детальной и частной разработке тех или других вопросов византийской истории XI в., путь уже проложен и в значительной степени очищен от лежавших на нем преград и помех. Мы не думаем, конечно.
чтобы г-н Скабаланович в полноте исчерпал поставленную им широкую задачу. Нельзя не заметить, что не все части его труда одинаково соразмерны. Церкви, несомненно, отведено гораздо меньше места, чем государству. Вообще церковные дела, по нашему мнению, изложены коротко и неполно, что, быть может, отчасти объясняется скудостью данных, представляемых источниками. Так, например, вопросы о положении низшего духовенства, об его отношениях к властям светским и духовным, а также к народу, о религиозном состоянии тогдашнего общества и пр. не затронуты. Но и в первой части труда наш автор оставляет в стороне некоторые очень любопытные вопросы. В главе о финансах он ничего не говорит о состоянии торговли в Византии. Не находим у него сведений о внутренней жизни провинций, этнографических данных о составе населения Империи и о взаимных отношениях различных народностей, живших в пределах ее и пр. Отмечая все это, мы, однако же, отнюдь не решаемся винить г-на Скабалановича за такую неполноту и еще менее склонны указывать на нее как на недостаток самого сочинения. В рассматриваемой книге нашим автором дано так много, что требовать от него большего по отношению к содержанию было бы неосновательной притязательностью.