Визионер: Бег за тенью
Шрифт:
* * *
Не менее шумно было и в издательстве Сытина, куда Митя заехал узнать технические подробности изготовления календаря.
Типографские помещения занимали все четыре этажа монументального здания на Пятницкой. Большие полукруглые окна с частыми переплётами плохо пропускали свет из-за въевшейся чёрной пыли. Шум станков доносился на улицу через стены.
Митя вдруг подумал, что работа у него хоть и хлопотная, но всё-таки интересная. Не каждому любопытному доведётся посмотреть вживую, как делают книги и журналы. А здесь печатают треть
В большом цеху сыщик практически оглох от грохота станков, которые как раз выдавали свежий тираж «Московского листка». Огромные рулоны бумаги медленно крутились, уходя в недра лязгающей машины, с другой стороны которой выезжали один за одним ещё тёплые, пахнущие краской экземпляры. Двое рабочих тут же их подхватывали и ловко сгибали, складывая в стопки. Пачки упакованных газет, перевязанные бечёвкой, ожидали оправки. Вот, значит, как делается ежедневная пресса.
Сотрудник типографии, молодой долговязый парень, долго кричал Дмитрию в ухо, пытаясь рассказать, как организован процесс. Но в итоге махнул рукой и провёл сыщика на второй этаж, где, к счастью, было тихо.
В большом помещении сидели за наборными станками люди в грязных фартуках и с чёрными пальцами и очень ловко укладывали в металлические формы маленькие брусочки. Сильно пахло свинцом и краской. Митя подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Оказалось, что на каждом бруске есть буква или знак, и рабочие быстро находят нужный и складывают отдельные символы в слова. Так быстро! А главное — в зеркальном отражении.
— Никогда не видел, как это происходит, — признался Самарин сопровождающему. — Впечатляющая скорость. Как называется такой специалист?
— Наборщик или метранпаж, — ответил провожатый. — Видите, у каждого есть верстатка, металлический уголок, в который ставятся литеры из наборной кассы. Когда страница или гранка полностью готова, её фиксируют и переносят на спускальную доску. Покрывают краской, сверху кладут бумагу, а потом уже под прессом делают оттиск.
— И сколько отпечатков так можно получить?
— Тысячи, десятки тысяч. Но для больших тиражей мы используем ротационные станки, вы их видели на первом этаже. А более мелкие заказы делаем тут, вручную.
— И календарь здесь делали?
— Само собой. Там набор совсем простой, текста почти нет, только сетки с датами.
— А репродукции?
— Это как раз была самая трудоёмкая часть. Гелиогравюры на медных пластинах. Их покрывают лаком, потом протравливают в кислоте, чтобы получить нужный рисунок. Процесс небыстрый, зато изображения получились очень качественные, вы сами видели.
— Жаль только, что не цветные.
— Ну, наука не стоит на месте. Думаю, кто-нибудь скоро до этого догадается. Можно было и акварелью раскрасить, но в таком количестве вышло бы крайне накладно. Это ведь ручная работа.
Отчётные документы по печати календаря Митя тоже просмотрел и убедился, что они в порядке. Подписи на месте, лишних тиражей нет, работа полностью оплачена.
— Хорошие
— Представителем от них был Самокрасов, не так ли? Студент.
— Он самый. Серьёзный юноша, ответственный. Соблюдал сроки, с утверждением не тянул. Побольше бы таких клиентов.
— А кто-нибудь из ваших сотрудников проявлял к календарю повышенный интерес?
Экскурсовод рассмеялся.
— Вы, верно, шутите. Представьте себе булочника, который ежедневно выпекает сотни буханок. Как думаете, проявляет он особое внимание к какой-нибудь из них? У нас потоковое производство: каждый день выходят сотни книг, календарей, брошюр, учебников, газет… Как только заказ закрыт — о нём никто не помнит. Да и в процессе нет времени на пристальное изучение. Здесь конвейер, почти как у Форда.
Глядя, как стремительно наборщики (то есть, метранпажи) выкладывают свинцовые литеры, Митя мысленно согласился со своим провожатым. Нет, у сотрудников типографии точно нет времени не то, что на убийства, а даже на вдумчивое осмысление своей работы. Фантазии здесь не место.
* * *
— Эх, жалко фотокарточек нет, — вздохнул Мишка и перелистнул страницу.
— Каких карточек? Ты что там изучаешь так внимательно? — удивился Самарин.
— Список дебютанток на Цветочном балу. Княжна Тамара хороша. Видел её фотографию в газете. Обворожительная красавица!
— Лев, это ты ему дал?
— Видимо, не уследил, у меня большое количество документов. Михаил, будь добр, верни список.
— Я же для дела! Кандидатуры вон присматриваю.
— Присматривает он. По одним фамилиям, без фотокарточек. Что-то мне подсказывает, Миша, тебя на этот бал точно брать не нужно. Ты не работать будешь, а барышень разглядывать.
— Так он и так их целыми днями разглядывает. У него открыток с актрисами полный ящик, — вставил Горбунов.
Мишка покраснел и, опустив глаза, вернул бумаги на стол Вишневского.
— И вообще Ламарк пока никаких балов не одобрил. Так что не надейся особо. Лев, а что со списком гостей с художественного приёма?
— Изучаю. Проверка такого количества людей займёт не один день.
— Может, тебе Мишу в помощь дать? Кажется, у него много свободного времени.
— Благодарю, но лучше я сам. В таком ответственном деле можно доверять лишь собственным умозаключениям. Не в обиду коллегам. У меня своя методика.
— Как скажешь, не буду мешать. Ты, Михаил, к мадам Шаттэ съездил с вещами Лазаренко и Барышкиной, как я просил?
— Угу. Она сказала, что это не фабричная одежда, а домашнее производство. Но строчки ровные, рука у портнихи набита. А ткани не новые, иным десяток лет уже. Сообщила, что некоторые вещи перешиты, перелицованы, потому что видны следы прежних швов.
— У душегуба бездонный гардероб, не иначе. Ты вот что сделай: пробегись с вещами по старьёвщикам на Сухаревке. Вдруг кто-нибудь опознает одежду.