Визит к Прометею
Шрифт:
Они долго молча стояли в темноте этой ночи, тесно прижавшись друг к другу и теплотой своих тел разгоняя окружающий мрак.
— Что с нами будет, скажи? Что с нами будет, после того как ты войдешь в свой храм?
— Мы найдем выход из проклятого города и навсегда покинем это страшное место.
— Значит, ты все-таки уйдешь от меня...
Он заметил блеснувшие в ее глазах слезы и проговорил дрогнувшим голосом:
— Что ты, девочка! Конечно, мы уйдем вместе!
— Разве ты еще не понял, что таким, как я, нельзя покидать это место?
— Это еще почему?
— Потому что в прошлой жизни, там, наверху,
— Кару? Какую кару? Какое преступление ты могла совершить?
— Я предала человека, которого любила... Своего первого мужчину. Как сейчас помню запечатанный гербовой печатью конверт, который нашла в своем почтовом ящике, с приказом явиться туда, откуда не возвращаются...
— Ты имеешь в виду батальон чистильщиков?
Карин молча кивнула:
— Мне удалось вернуться только потому, что я согласилась подписать бумагу... Небольшая комната, портрет вождя на стене, государственный герб размером с кухонный таз и белый лист бумаги передо мной... Через день он исчез, мой любимый, больше я его никогда не видела. И все это время, до того момента, как я очутилась здесь, перед моими глазами лежал этот проклятый лист... У каждого из тех, кто попадает сюда, есть свой лист или что-то еще... Большинство делает вид, что не помнят о прошлом, не знают причины, по которой они очутились в этом месте, но это ложь. Они лгут сами себе, потому что просто не могут забыть.
— Глупости все это! Все это ушло вместе с твоей прошлой жизнью, я выведу тебя отсюда!
— Не получится! Ничего у тебя не получится! Но все равно спасибо за твои слова, за надежду, которую ты стараешься мне подарить.
— Как ты сумела найти башню?
— Но ты же сам позвал меня сюда...
— Позвал? Каким образом?
— Очень четким ментальным посланием, там даже картинка была с планом и указанием, как найти башню.
— Но я не отправлял никакого послания! Мы думали, что ты скрываешься от серых в каких-то развалинах, и даже если бы я попытался отправить такое послание, ты бы все равно не смогла его принять, у тебя нет таких ментальных способностей!
— Кто же это сделал? Кто мог отправить мне послание такой ментальной силы, что оно сумело ко мне пробиться?
— Может быть, Амок?
— Она не вмешивается в дела людей. Нет, это кто-то другой.
— Не так уж важно, кто это был. Мы все снова вместе — вот что важно. Давай спустимся. Наши друзья беспокоятся и не могут понять, куда я пропал.
Когда все вновь оказались вместе, Карин сразу же почувствовала злую силу, исходящую от свертка в руках Бартона.
— Что это?
— Мертвый младенец. Мы вырвали его из лап красного священника в момент совершения черной мессы.
— Его надо немедленно похоронить. От него исходит зло, которым его пропитали во время мессы.
— Но его присутствие спасло нас от нападения кар во время бегства из монастыря.
— Это не его заслуга. Должна быть другая причина... Дай-ка мне взглянуть на этого младенца. — Она осторожно откинула полотно, вгляделась в маленькое посиневшее личико и вновь закрыла его. — Так я и думала, на нем защитный талисман.
— Зачем нужен защитный талисман мертвому младенцу?
— Он ведь не всегда был мертвым... Возможно, мать надеялась таким образом спасти его от смерти.
— Что нам с ним делать?
— Младенца нужно немедленно похоронить вместе
— Хорошо. Мы это сделаем, как только спустимся вниз. Но сейчас гораздо важнее узнать, кто тебе помог найти башню Амок.
— Почему это так важно?
— Потому что мы не знаем, зачем ему это понадобилось.
ГЛАВА 29
Едва над башней занялся серый рассвет, как Танаева разбудил встревоженный возглас Бартона:
— Кажется, к нам пожаловали гости!
Танаев, мгновенно подобравшись и нашарив пику, которую смастерил с вечера из ножа Карин, через мгновение был на ногах.
— Пока я вижу только одного!
— Он один и есть, но идет прямо к башне. Похоже, он ее видит.
— Это должно означать, что он не принадлежит ни к черным, ни к серым! И потом, эти господа не ходят в одиночку!
Какое-то время Танаев молча разглядывал уверенно идущего к башне человека. Его ментальное поле казалось ему знакомым, но он никак не мог на нем сосредоточиться, его сознание, подчинившись настойчивой защитной реакции, искало других врагов, но их не было.
— Он действительно один, и, мне кажется, я его знаю.
— Кто же его не знает, — изрек Фавен, — достаточно взглянуть на его лук.
— Выходит, Стилен следил за нами всю ночь?
— Не думаю. Ночью это невозможно, даже если не считаться с карами. И он не мог последовать за нами в монастырь серых.
— Да, это Стилен, — подтвердил Бартон, после того как окончательно убедился в личности неожиданного визитера, который уже начал неторопливый подъем по лестнице башни.
— Что будем делать? Он скоро нас увидит!
— Если этот человек способен в одиночку отыскать башню Амок, нам не стоит избегать его общества. Послушаем, что он скажет. И как объяснит свое пребывание в общине, фактически принадлежащей серым.
— Сама по себе принадлежность человека к какой-то конкретной общине еще ни о чем не говорит, — возразил Бартон. — Каким силам он служит, определяется только его душой. Есть много примеров того, как служители темных сил становились подвижниками и проводниками света!
— Что-то я не слышал о подобных примерах! — возразил Танаев, честно стараясь вспомнить имя хотя бы одного «исправившегося» диктатора или душегуба, разве что один из древних царей, имя которого ему так и не удалось вспомнить, добровольно отказавшийся от царства на склоне лет и ставший отшельником. Правда, и во время своего царствования он не числился в душегубах. Других примеров не вспоминалось, но он не слишком силен в истории. Возможно, причина в этом.
Их неожиданный визитер между тем преодолел первые десять витков лестницы, отделявших его от расположившейся на шестнадцатом повороте компании Танаева.
— Что ему от нас нужно? — спросил Фавен, вынимая свой нож и пробуя остроту лезвия. — Серые послали его следить за нами?
— Не думаю, — ответил Танаев, — и уберите оружие. Сначала нужно поговорить.
Никто не двинулся с места, когда Стилен приблизился и остановился в трех шагах от них.
— Вы мне кое-что должны! — произнес он уверенным тоном, хотя было заметно, что эта фраза стоила ему заметного внутреннего усилия.