Визит сэра Николаса
Шрифт:
— Хорошо, я скажу иначе, — очень спокойно заговорил Джонатон, взгляд которого при этом был полон скепсиса. — Я не уверен, что ты была такой счастливой, какой могла бы стать.
Что за невероятная чушь! — Лиззи вздернула подбородок. — Мы с Чарлзом любили друг друга, и это была и в самом деле величайшая страсть. Мы были счастливы друг другом. Слова «блаженство» недостаточно, чтобы определить нашу жизнь. Если бы Чарлз не умер, то, смею сказать, мы пребывали бы по отношению друг к другу в состоянии экстаза до самой смерти.
— Именно поэтому
Ей снова захотелось его отколотить.
— Ты выводишь меня из себя, Джонатон. С меня достаточно.
Она схватила свою шляпу и плащ и направилась к двери. Останься она еще хоть на минуту, она бы задушила братца, и вообще у нее не было ни времени, ни терпения, которые она могла бы сейчас потратить на него. Нет, Элизабет и так уже потратила много и того, и другого, чтобы изгнать Николаса — сэра Николаса — из своей жизни, и она не может позволить ему вернуться в эту жизнь без борьбы. И если она собирается вступить в бой с человеком, который так многого добился, она должна использовать все оружие, какое есть в ее распоряжении, не теряя ни минуты времени.
Леди Лэнгли, Элизабет Лэнгли, — взрослая женщина, она далеко ушла от легкомысленной Лиззи Эффингтон. Она более чем достойный противник для Николаса Коллингсуорта.
— Куда ты идешь?
— Первым долгом я отправляюсь уведомить моего поверенного, эту продажную мерзкую крысу, что в его услугах более не нуждаются. Затем я намерена нанести визит поверенному отца, который защищал интересы моей семьи — не Чарлза, и не Коллингсуорта — бессчетное количество лет, и попробую выяснить, что можно предпринять в связи со всем этим делом.
Она снова повернулась к брату резким движением.
— Независимо от того, какую жизнь мы вели с Чарлзом, я не позволю ему дотянуться до меня из могилы и поместить меня в милую, уютную, не требующую умственных усилий нишу, в которой мне, по его мнению, место, словно я — фарфоровая куколка. И я не позволю самоуверенному, высокомерному чужаку, заинтересованному только в том, чтобы увеличить свое состояние, контролировать мою жизнь и будущее моих сыновей.
— Желаю тебе успеха, Лиззи! — В голосе Джонатона прозвучало искреннее восхищение. — Можешь рассчитывать на мою помощь, если она тебе понадобится.
Лиззи посмотрела на него с едкой иронией во взгляде:
— Это самое меньшее из того, что ты можешь сделать.
— Я готов это сделать в любой подходящий момент. Но ты вполне можешь положиться на милосердие Николаса.
— Никогда!
— Вероятно, милосердие — не совсем удачно выбранное слово. Но Николас — очень умный человек и весьма опытный делец. Если ты, вернее, мы просто покажем ему, насколько хорошо ты управлялась с деньгами Чарлза, то есть, извини, с твоими деньгами, он, может, согласится оставить все как есть. Пожалуй, даже лучше будет, если ты пришлешь свои счетные книги, а я передам их ему самолично.
— Я пришлю их немедленно.
Не знаю, Лиззи, но ты не забывай, что он не только друг Чарлза, но и мой. Раньше он был человеком вполне добропорядочным, и я не думаю, что он существенно изменился.
— Ты веришь, что хоть кто-то, сделавший состояние на торговле, может остаться добрым и порядочным?
Джонатон сделал всего лишь мгновенную паузу, потом кивнул и произнес уверенно: —Да. Лиззи недоверчиво хмыкнула:
— Ну а я — нет. И я не намерена рисковать всем из-за предполагаемой возможности, что Николас Коллингсуорт остался добрым и порядочным человеком.
Она снова было направилась к двери — и снова повернулась к брату:
— Ну, теперь уже все наконец? Джонатон сдвинул брови.
— Что все?
— Ты больше ничего от меня не скрываешь? Такого, что мне следовало бы знать?
Джонатон отрицательно помотал головой:
— Абсолютно ничего.
— Что-то мне не верится. Джонатон рассердился по-настоящему:
— Ты глубоко ранишь меня, сестрица!
— Этого я и хотела, — раздраженно бросила Лиззи. — Если твоя способность хорошо хранить секреты свидетельствует о том, что ты справишься со своими обязанностями, когда унаследуешь титул отца, то из тебя получится отличный герцог. — Она рывком распахнула дверь. — Но до этого еще надо дожить.
Джонатон проводил сестру взрывом смеха и словами:
— Интересное у нас будет Рождество, леди Лэнгли.
Меньше всего Элизабет хотелось думать сейчас о Рождестве. Оно будет четвертым со времени ее вдовства, а после смерти Чарлза каждое последующее было для нее тяжелее предыдущего.
В прихожей Элизабет окликнула свою горничную, попросила, чтобы карету подали поскорее, и старалась по мере возможности изображать полное удовлетворение окружающей действительностью, но в голове царила такая сумятица от массы неприятных и беспокойных мыслей, что задача оказалась почти непосильной.
Пока Чарлз был жив, Лиззи легко прогоняла от себя мысли о Николасе и последней встрече с ним. Но после смерти мужа непрошеные воспоминания настигали ее на каждом рождественском балу — и не только воспоминания, но и мучительные сомнения.
Что, если она тогда ошиблась?
Что, если ошибается и теперь?
Вздор, нисколько она не ошиблась. Она не позволит себе думать иначе. Кроме того, теперь это уже ничего не значит. Она не желает иметь с Николасом ничего общего. И он, конечно, тоже не желает вступать с ней в сколько-нибудь тесные взаимоотношения. Джонатон, видимо, прав. Николас будет рад избавиться от ответственности, о которой никого не просил.
А если нет?
Тогда ей придется сделать все от нее зависящее, чтобы его существование превратилось в настоящий ад. Она не имела представления, как это делается, но, наверное, задача не столь и сложна. В настоящий момент детали не имеют значения.