Вкус денег
Шрифт:
Если оставить в стороне вышеперечисленные и не перечисленные занятные, но слабо аргументированные гипотезы, вырисовывается лишь одно более или менее правдоподобное предположение. Пирожков ведет переговоры, сам факт которых должен сохраняться в строжайшей тайне. Наиболее вероятный партнер - представители Европейского Союза. Но кого представляет Пирожков? Себя лично - как будущего возможного премьера? Некий еще не оформившийся политический союз (оформившийся-то себя не оправдал)? Или российские власти - по их просьбе? Это менее вероятно, но возможно.
Первые два варианта означают прощупывание ситуации, сложившейся после президентских выборов. Если же имеет место
Роберт был несколько ошарашен обилием и разнообразием версий, но ответа, где же все-таки Пирожков, в статье не было.
– Одно я точно знаю, десять миллионов выкупа требовали не за Пирожкова, - сказал он.
– А за кого?
– справился Денис.
– За меня.
Денис со Щербаком недоуменно переглянулись: "Не иначе крыша у парня сдвинулась".
– В каком смысле за тебя?
– уточнил Щербак.
– В прямом смысле.
– Роберт был снова вынужден пересказать историю своих похождений, но на этот раз в неурезанном виде, поскольку рассчитывал, что Денис и его команда помогут развеять опасения, высказанные Волгиным, что Гаффар Мусаевич сможет достать его и здесь, в Москве. Они почему-то не выходили у Роберта из головы.
– Так, еще раз, пожалуйста, слово в слово, что тебе сказал турок?
– попросил Денис, помотав головой, чтобы лучше утрясти получасовой рассказ Роберта.
– Не помню я слово в слово.
– Пока он рассказывал, собрались все, кто был на тот момент в агентстве, и по лицам сыщиков Роберт видел, что они ему не очень-то верят.
– Хотя бы фразу про деньги и бензиновую войну.
– Он сказал, что я козел и лишил его, турка, денег, которые он должен был заработать на некоем оружии в бензиновой войне.
– И принимал он тебя за русского шпиона?
– Да.
– Значит, продавать это "оружие" турок должен был русским.
– Бензоколонки Штангиста?
– хмыкнул Щербак.
– Точно, - согласился Денис.
– Кто такой Штангист?
– спросил Роберт.
– Штангист - это конкурент Гагуа, а значит, и твоего отца, и как раз у него вдруг ни с того ни с сего бензин испортился… Слушай, Роберт, а не эту ли отраву доставал твой папа в Америке?
– Я по-прежнему не верю, что мой отец был откровенным бандитом, каким вы его пытаетесь представить, - с расстановкой произнес Роберт.
– Но даже если на минуту предположить, что доставал он именно эту, как ты выразился, "отраву", что это нам дает?
– Тогда у нас все раскладывается, - начал загибать пальцы Денис.
– Твой отец работал на Гагуа, Гагуа враг Штангиста, Гагуа при помощи твоего отца Штангиста поимел.
– Но при чем тут турок? При чем тут Пирожков и те другие русские, которые были в гостинице и которым все в результате досталось?!
– Роберт возмущался, все еще вертя в руках "Московский комсомолец", и вдруг увидел знакомое лицо. На футбольном поле выстроилась команда, а перед строем игроков стоял Пирожков, еще какие-то люди и среди них… - Так вот же этот мужик в сером из "Хилтона"!
Денис выхватил у него газету и пробежал глазами статью под фотографией, на которую указал Роберт:
Неожиданное продолжение получил футбольный скандал вокруг "Спартака", сдавшего матч в Мюнхене с немалой выгодой для таинственных "влиятельных лиц, близких к руководству клуба", и некоторых ведущих игроков. Разоблачение аферы вызвало разлад в монолитном строю владельцев команды, до сих пор успешно скрывавших свои истинные имена и темные дела, приносившие солидный доход.
Таинственный некто разослал в редакции многих изданий, том числе и в наше, анонимные разоблачения, утверждая, что мюнхенская махинация отнюдь не была чем-то новым и необычным для команды, выделяясь лишь размахом. И стоит за ними за всеми не кто иной, как Отар Гагуа. Ну конечно! По законам драматургии фигура главного злодея должна поражать воображение своей зловещностью. Разве можно найти лучшую кандидатуру? Деньги, собранные им для спортсменов, ставших инвалидами, разумеется, нажиты рэкетом и грабежом, бизнес его - оптовая торговля кровью христианских младенцев, на голове его разбойничья папаха, а за поясом окровавленный кинжал.
Неудивительно, что на таком колоритном фоне промелькнула почти незамеченной одна занимательная история. Через два дня после позорно и бездарно проданного матча обиженный на злую судьбу вице-президент клуба Анатолий Паршин заявил, что не собирается подставлять свой лоб под все шишки, которые не преминут в скором будущем просыпаться на головы руководства "Спартака", и что он знает, кто стоит за всеми этими "безобразиями", на которые до сих пор закрывал глаза (очевидно, от врожденной стыдливости). Хотя на следующий день господин вице-президент отрекся от своих слов с подкупающей простотой: "Я ничего такого не говорил. Обращайтесь за разъяснениями к журналистам. Они обожают сенсации - они их и создают". Но брешь, как говорится, была пробита и тщательно скрываемое от постороннего глаза дерьмо из святая святых "Спартака" выплеснулось наружу (впрочем, запах давно уже стоял такой, что утаить его было никак невозможно). И оказалось, что это не какое-нибудь там жиденькое дерьмецо, а настоящее дерьмище!
Ангажированная мэрией пресса (не хочется употреблять по отношению к коллегам более веских выражений) дружно закрывает глаза на происходящее, но не видеть того, что творится, просто невозможно. Итак, кого же испугался наш разоблачитель? Может, былинного злодея - кошмарнейшего и ужаснейшего Отара Гагуа? Но чего ему страшиться, если Гагуа и без него клеймят на каждом углу все, кому не лень? А Паршин тем не менее поспешил взять свои слова обратно. Почему? Потому что, пребывая в состоянии душевного волнения, проболтался. Не сориентировался в обстановке, и хозяева вовремя не сориентировали, вот он и ляпнул нечто такое, чего не следовало. Про шишки, которые вот-вот градом посыплются на головы бедных-несчастных руководителей "Спартака". А ведь не посыпались. И не посыплются. Зачем мэру и его приспешникам, которые организовали весь этот спектакль, наказывать актеров? Премьера-то прошла с аншлагом. Очередной миллион попал в нужный карман, главный конкурент, препятствовавший футбольному беспределу московских властей, ошельмован, народная команда России стала их безраздельной собственностью, а общественность видит в них избавителей и торжествует вместе с ними.