Вкус греха
Шрифт:
— Защитить… — Она опустила руку. — Ты следил за мной? Он кивнул, и в ее прищуренных глазах мелькнули подозрение и досада.
— Вит придумал?
— Возможно. — Не в силах устоять, он провел рукой по ее волосам. — Ты будешь думать обо мне?
— Возможно, — передразнила она.
«Мне хватит и этого», — решил он и скрылся в лесу.
16
Мирабелла медленно отворила дверь спальни и вытянула перед собой руку с подсвечником, чтобы
И тут она заметила сложенную несколько раз бумажку, которую кто-то прикрепил к обратной стороне двери. Мирабелла нахмурилась, отколола записку и стала читать.
Мисс Браунинг!
В полночь в кабинете графа состоится разговор. В ваших же интересах его нечаянно услышать. Соседняя гостиная в это время будет пуста.
С уважением, доброжелатель.
Доброжелатель? Она перевернула записку — ничего. Перевернула снова и перечитала. Что еще за доброжелатель, не захотевший поговорить с ней лично?
Неровный почерк был ей незнаком, но, несомненно, принадлежал взрослому. Значит, Виктор здесь ни при чем. Возможно, это работа миссис Хейнс — она из тех, кто оставляет записки. Но ей пришлось бы прокрасться в комнату, чего она бы никогда не сделала.
Мирабелла озадаченно похлопывала бумажкой по руке и взвешивала все «за» и «против». Забраться в кровать и забыть об этом или поддаться любопытству и спуститься вниз? Еще с минуту она раздумывала, затем положила записку на стол и тихо вышла из комнаты.
Что плохого случится, если она немножко подслушает?
Не подозревая, что их беседа уже не происходит с глазу на глаз, Вит сидел за столом и ждал, пока Уильям выудит что-то из кармана.
— Подумал, вам будет интересно, особенно после того, как вы помогли разоблачить фальшивомонетчиков в прошлом году. — Уильям подался вперед и передал по столу десятифунтовую банкноту.
Вит взял ее и нахмурился. Ему не нужно было внимательно рассматривать ассигнацию, чтобы понять: это подделка.
— Не слишком хорошая, да? Изображение размыто, а подобная бумага продается в любой канцелярской лавке Лондона. Халтура.
Уильям кивнул.
— В банке заметили, что это фальшивка, раньше, чем бедняга, который принес банкноту, успел слово сказать.
— Он здесь ни при чем, как я понимаю? Уильям покачал головой.
— Сказал, что получил банкноту от лорда Осборна в качестве оплаты за провизию.
— Лорд Осборн? А он-то что делал с этой липой?
— Покупал сахар и смалец, очевидно. Но важно то, что он помнит, как банкнота оказалась у него. Лорд недавно продал одну из своих старых карет трактирщику, некому мистеру Маверу.
— Достаточно распространенная фамилия, — возразил Вит, несмотря на плохое предчувствие.
— Из
— Проклятье! — Вит принялся изучать банкноту. — А он уверен, что именно этой ассигнацией расплатились за покупку?
— Совершенно уверен. Говорит, он слегка удивился, что Манер сразу же с ним расплатился.
— В таком случае, нужно было тщательнее рассмотреть банкноту.
— Да, но что поделаешь, лорд Осборн острым умом похвастаться не может, и я слышал, что и острым зрением тоже.
Вит лишь хмыкнул в ответ.
— Вы хотите, чтобы я поговорил с лордом Осборном, как я понимаю?
— Нет, хочу, чтоб вы познакомились с источником. Среди банкнот, которыми уплатили очень большой и давний долг барона Эпперсли, была и эта. — Уильям наклонился вперед и дважды постучал пальцем по столу. — Вот где обрывается след, и думаю, что там он и начинается.
Вит вспомнил то немногое, что знал о своем соседе, дяде Мирабеллы. Лорд Эпперсли был приятелем его отца. Они сошлись благодаря соседству поместий и любви к охоте, кроме этого у них не было ничего общего, разве что пристрастие к выпивке.
Щеголеватый, обаятельный и эгоистичный до мозга костей, отец Вита был любимцем высшего общества и полусвета. Он жил от одного бала до следующего, от одного приема до следующего и от скандала до следующего.
Лорд Эпперсли, напротив, был чересчур непривлекательным, чересчур приземленным и пресным, при этом не слишком знатным и богатым, чтобы быть интересным светскому обществу. Равнодушие, насколько мог судить Вит, было взаимным. Вся его светская жизнь сводилась к пирушкам, которые он устраивал раз или два в году для узкого круга приятелей, во время которых, если верить слухам, гости лишь ели, пили и врали без зазрения совести о своих охотничьих подвигах.
Вит слышал, как прислуга шепталась, что лорд Эпперсли так раздобрел и разленился в последние годы, что больше и не охотился по-настоящему, а восседал в кресле на лужайке за домом и без разбора палил по всякой зверушке, которой не посчастливилось пробегать поблизости.
Вит отложил банкноту.
— Вы шутите.
Уильям нахмурился.
— Уверяю вас, что нет. Мне сказали, этот человек не знает меры.
— В еде и питье, — фыркнул Вит, — но он не преступник.
— Тогда, может, вы объясните мне, откуда у него фальшивая купюра?
— Думаю, она оказалась у него так же, как и у мистера Мавера и лорда Осборна.
— Докажите. Я хочу, чтобы вы присутствовали на охотничьем пиру. — Уильям жестом пресек возражение. — Барон не из тех, кто станет нам помогать. Виновен он или нет, нужные нам сведения придется добывать с изрядной долей деликатности.
— Вы хотели сказать — изворотливости. Уильям пожал плечами.
— Как вам угодно. Что, уловки вам больше не по душе?
— Нет, просто сомневаюсь, нужны ли они. Может, барон и не любит вопросы, но раз уж речь зашла о его честном имени, не думаю, что он откажется ответить на них.