Вкус нашей ненависти
Шрифт:
– Ты права, но я не любительница подобных сюрпризов. Он может напрасно ждать ответ, который я не готова или не смогу дать.
– Тогда просто будь честна перед собой и перед человеком.
– Знать бы ещё кто он.
– Рано или поздно тайное становится явным.
– Я помню, ты всегда так говоришь.
– Это моя фраза, – шутливо восклицает мама.
Растягиваю губы в улыбке.
– Не имею никаких претензий и не планирую забирать её у тебя.
– Просто наслаждайся вниманием, не все нынешние мужчины будут утруждать себя тем, что поднимут телефон,
– Возможно, я задумаюсь. Как папа?
– Он как раз тянет руку поговорить с тобой.
– Ох, вот черт, – шепчу я, слушая шуршание, а следом звучит отцовский голос:
– Привет, Ребекка, – официально здоровается он. Если Ребекка, значит, дело не ладное. Что-то не так.
– Привет, пап.
– Я кое-что нашёл в твоей комнате.
Ну, вот, я же говорила, – звучит банально. Мой мозг начинает функционировать в усиленном режиме. Я буквально мысленно перебираю каждый уголок и ящик в спальне. В отчаянье ничего не могу найти. Я не живу там уже шесть лет, как вообще могу что-то помнить? Кажется, периодически мне удаётся забыть даже цвет стен.
– И что ты нашёл? – слишком медленно и лениво растягиваю каждое слово, но без страха в голосе.
Папа втягивает воздух и строгим голосом произносит:
– Презервативы.
– Господи, ты серьезно? – фыркаю я. – Что ты вообще делал в моей комнате?
– Зашёл взять линейку.
– Под матрасом?
– Какая разница? Я их нашёл.
– Отлично. Спасибо, что нашёл, можешь выслать сюда?
– Прекрати! – рявкает он.
– Прекратить должен ты. Я не маленькая девочка, которой нужна нянька. Хватит контролировать мою жизнь. Мне двадцать пять, папа, а ты, Господи Боже, думаешь, что я жду принца на белом коне. Нужно радоваться, что я вообще предохраняюсь, а не приношу вам подарочки на каждое Рождество.
В динамике вновь начинается шум. Конечно, мама отобрала у него телефон, очень даже вовремя. Я слышу, как на заднем плане папа выдаёт яростные триады, когда в трубке образуется тишина. Это означает, что теперь со мной разговаривает мама.
– Вот, я же говорила.
– Вы оба должны смириться друг с другом, – вздохнув, говорит мама.
– Как? Человек, который желает свободы, и человек, который желает тотального контроля, никогда не найдут общий язык. То же самое, что пытаться поджечь воду: такое невозможно.
– Возможно, если попробовать.
– Например?
– Попробуйте поговорить, прийти к чему-то общему, что устроит вас двоих. Как взрослые люди, Ри, а не как дети.
– Вот именно, такое невозможно. Как так вообще получилось? Вы жили в эпоху хиппи. Курить травку, заниматься сексом, ловить кайф – всё это было во времена вашего подросткового возраста. Только не говори, что папа был девственником, когда вы познакомились. Ты что, единственная женщина в его жизни?
– Нет, – с улыбкой в голосе, сообщает мама.
– Тогда объясни, что пошло не так?
– У него родилась дочь, которую нужно оберегать.
– Оберегать и контролировать, тоже разные вещи, мам. Просто давай больше не будем об этом. Этим презервативам уже
– Рекомендуешь? – смеётся мама.
– На ваше усмотрение, но, если ты на моей стороне, можешь абсолютно случайно напомнить ему, что я родилась, когда тебе было восемнадцать.
– Я не хочу ругаться с вами, – вздохнув, мягко говорит мама. – Если он такой упёртый, то хотя бы ты будь мудрей. У каждой женщины есть такая смекалка.
– Не могу, мне тоже требуется понимание, а не только ему.
– Ох, вы оба до ужаса упёртые.
– Сажать на цепь нужно преступников, а не дочь, которая вообще ничего плохого не сделала. Я же никого не убила.
– Если учитывать то, что ты занимаешься сексом, можно считать, что нарушила закон, – посмеивается она. – Отцовский закон.
– Я рада, что хоть у кого-то осталось хорошее настроение, – в динамике начинает раздаваться сигнал, и я на секунду заглядываю в экран. – Вторая линия, мам. Пожелай удачи и не убиться, это мои любимые клиенты.
– Будь терпеливее, люблю тебя.
– Люблю, целую, мам. Постараюсь по возможности приехать.
Мама даёт согласие, и я переключаюсь между линиями, предварительно втянув воздух и пытаясь воспользоваться маминым советом быть хотя бы чуточку терпеливее. Только один процент из ста, что у меня получится и даже не начнёт дергаться глазное веко.
– Лилиана, – натянуто улыбаюсь я, принимая вызов. Мне даже удаётся в шутливой форме спросить: – Опять что-то добавить или поменять?
– Мы разослали приглашения, – на одном выдохе, произносит она.
Нет, не получилось. Глаз всё же начинает дергаться, его примеру следует второй.
– Мы ещё не заключили согласие на место проведения, – стараясь не дышать подобно разъярённому быку, напоминаю я. – Какой адрес вы указали?
– Шаттерс, – восторженно лопочет девушка.
Отлично, теперь дрожать уже начинает рука, которой удерживаю мобильник у уха, второй сжимая десертную ложку так, что она вот-вот согнётся пополам или вовсе расплавится.
– На эту дату претендуете вы и ещё одна пара, зачем вы это сделали?
– Нам не терпелось разослать их, – продолжает тараторить она. – Ты же сможешь договориться с ними? Пожалуйста, Ребекка, уже нет выбора.
Конечно, нет выбора, ведь вы, два идиота, всё изгадили. Мне хочется кричать и биться головой о стену, но я наконец-то проявляю терпение и сдержанность, оставаясь задницей на диване.
– Хорошо, – говорю это, стиснув зубы и закрыв глаза, которые метают искры.
– Ты лучшая.
Лилиана сбрасывает вызов, а я проклинаю всё на свете, когда двумя полосками в ежедневнике выделяю Шаттерс, перечеркивая Милуик. Знаю, завтра с самого утра буду сидеть в приемной или обрывать трубку Ричарда, попутно обхаживая его так, что самой тошно. Страшно представить, какой услужливой и покорной девочкой мне придётся быть. Если всё получится, я пойду и закопаюсь на том же пляже, где должна быть церемония. Во всём этом есть только одна положительная сторона: пляж прямо напротив его офиса.