Вкус твоих чувств
Шрифт:
— Каааайл, ну зачем же ты упорствуешь? Кто тобой сейчас владеет? Уверен, с твоим новым хозяином сумею договориться. Не думаю, что за тебя отдали много золота. Прости, но сейчас ты тем более не тянешь на более-менее дорогого раба. Да и на среднего с натяжкой. Так что хватит упорствовать, я ведь отыграюсь, ты же знаешь… — его вкрадчивый голос заставлял меня покрываться холодным потом и отчаянно молиться всем возможным богам, чтобы Лана вернулась как можно скорее.
И вот я услышал ее голос, но вместе с облегчением, пришла мысль: а если мой бывший хозяин на самом деле сумеет ее убедить? Особенно сейчас, когда
От этого стало еще страшнее. А ведь меня на полном серьезе вознамерились выкупить. Услышав предложенную сумму, я из последних сил удержался, чтобы позорно не кинуться к ногам Ланы, умоляя не продавать меня. Толку? Лишь порадовать этого садиста. От таких денег за какого-то безродного раба никто не откажется. Шутка ли, столько ни один элитник не стоит!
Я даже зажмурился, не желая видеть, как они скрепят сделку рукопожатием. Благо, для составления договора далеко ходить не надо — в этом же здании можно все оформить, считав всю необходимую информацию с моего ошейника.
— Пойдем домой, Кайл, — и цепкие пальчики схватили меня за руку, потащив куда-то вперед.
Это что? Это как? Меня не продали? Куда мы идем? Я словно во сне переставлял ноги, не понимая, что происходит.
— Надо же, как тебя приложило… Мы уже почти дома, успокойся, — проворчала Лана устало, в ее голосе даже промелькнуло сочувствие.
Кажется, она говорила что-то еще, но от пережитого ужаса меня начало потряхивать. Навалилось осознание того, что со мной могло бы быть, если бы Лана уступила, продала. Хотя, чего представлять? Я точно знал, что со мной было бы. То же, что и когда-то давно, когда был не уверен, что встречу следующий рассвет, проваливаясь в беспамятство от боли…
Подумать только! Она оставила меня, не соблазнившись такой суммой денег…
— … и штаны тоже. Умница. Теперь ложись, — услышал ласковый голос Ланы словно сквозь вату.
Усилием воли попытался прийти в себя. Осознал, что мы уже находимся в ее комнате. И она помогла мне раздеться, а сейчас уговаривает лечь в набранную ванну.
Безропотно выполнил сказанное. Она забралась следом. На моем лице, видимо, вновь отразился тот животный страх, испытанный мной на рынке. Лана ласково погладила меня по щеке.
— Все хорошо, мы дома. Ты мне веришь? — уверенно произнесла она, глядя мне в глаза.
Я чуть заторможено кивнул. На ее губах промелькнула слабая улыбка. Но в глазах плескалось нешуточное беспокойство.
Видимо, в ванной меня вновь накрыло воспоминаниями, перенесенным некогда ужасом и безграничным отчаянием. Потому что в очередной раз пришел в себя уже лежа в кровати, накрытый с Ланой одним одеялом на двоих. Меня колотила крупная дрожь и я никак не мог согреться, спасало лишь горячее тело девушки, прижатое к моему боку и ее узкие ладошки, гладившие мою грудь, живот, руки, спускавшиеся ниже. Но в этих движениях не было ничего эротического, только успокаивание.
Понемногу меня отпускало, дыхание становилось ровнее.
— Расскажешь, что с тобой произошло? — услышал ее участливый тихий голос.
Подавил судорожный вздох. Говорить хотелось меньше всего, но я должен был.
— Вы ушли в то здание, а спустя некоторое время он подошел… Это мой самый первый хозяин. Он… — начал я, крепко зажмурившись.
— Нет. Не думай
Глаза Ланы светились неподдельным сочувствием. И все равно говорить было тяжело. Я нервно сглотнул.
— Я не настаиваю. Если тебе тяжело — можешь не рассказывать, — добавила она. И это словно сдвинуло какую-то лавину внутри меня.
Я вновь зажмурился, чувствуя, как по щекам потекли слезы. И принялся рассказывать все, без утайки.
Рассказал о матери-рабыне, которую отец любил искренне, но, почему-то так и не дал ей свободу. О своей младшей сестре, которая не успела вырасти до того, как мать умерла. О карточных играх отца, в которые он проиграл все наше имущество. О его замечательной идее оформить свою тринадцатилетнюю дочь, как рабыню и продать, расплатившись таким образом с долгами… Он любил нашу мать, но не нас.
Мне к тому моменту уже было семнадцать, я считался полноценным свободным. А вот сестра была под угрозой. И мы с отцом заключили сделку. У одного и того же нотариуса он оформил договор, согласно которому Николетта становилась полноценной свободной, а я взамен подписал договор о добровольном рабстве, признавая отца своим хозяином. И уже он нашел, кому продать меня подороже…
Я рассказал Лане о своем первом хозяине, которому нравилось ломать меня. Он давно мечтал о рабе, который только вчера был свободным и попал в рабство не совсем добровольно. Поведал обо всех тех вещах, что тот со мной творил, не заботясь особо о моем благополучии, приплачивая приглашенным лекарям за молчание. Возможно, именно оттуда пошли некоторые мои страхи, касающиеся постельных игрищ.
Рассказал о своей второй хозяйке. Та хоть не издевалась морально. Просто была законченной садисткой, кончавшей лишь причиняя мне невыносимую боль…
О семейной паре, к которой попал после нее. Те развлекались тем, что доводили до грани, не разрешая кончить. За нарушение запрета также жестоко избивали. Они уже подарили меня еще одному извращенцу, фанатевшему от игл.
Он обожал делать проколы, цеплял затем в них разные сережки. А затем решил сделать из меня эльфа, вставив в уши импланты. К счастью, этот хозяин был достаточно стар и умер до того, как ему в голову пришло сделать со мной что-то еще. Я достался его дочери.
С ней было не так уж и плохо, на самом деле. Она избивала лишь при плохом настроении. Все остальное время ей просто было на меня плевать. А потом я попал в дом к матери Ланы…
Лана
Что с Кайлом что-то совсем не то, поняла почти сразу, как только мы немного отошли от рынка. Позвала его несколько раз, но он не реагировал, лишь смотрел вперед пустым взглядом. Крепко его приложила эта встреча с прошлым.
Надеялась, что дома придет в себя, но Кайл вел себя, как кукла. Шел, куда говорила, делал, что велела, но будто присутствовал не здесь. А еще его окружала плотная аура страха и отчаяния. Я старалась говорить с ним, как можно ласковее, гладила, заглядывала в глаза, надеясь найти хоть какие-то отголоски моего живого гордого мальчика с несносным характером. Но отклика не было. Вот тогда на самом деле испугалась.