Вкус убийства
Шрифт:
Наши, тушинские. Говорят, колготок совсем не будет. Смотри, что на улицах творится! Все сметают!
Что они потом жрать будут?
– Не может быть, чтобы даже такие колготки совсем пропали, – не поверила Таня.
Вид у подруги был загадочный и в то же время взбудораженный. Она явно ощущала какое-то нездоровое удовольствие от всего, что творилось вокруг.
Шепотом сообщила, что рублей у нее не осталось – все вложено в продукты и прочие материальные ценности. А как обстоят дела у Тани?
– Да в общем, рублей уже тоже нет. – Таня заглянула в сумку. В основном она купила кофе и сигареты, на них и ушли почти все деньги. Остаток
– Доллары есть? – лихорадочно спросила Ксения, простреливая взглядом толпу. – Есть? Тогда прибери их подальше. Говорят, сейчас такое начнется! Квартирные грабежи, натуральные налеты, вооруженные банды! А ты теперь одна живешь, вообще страшно… Ой, прости!
Но Таня сделала вид, будто пропустила последние слова Ксении мимо ушей. На самом деле они ее больно задели, но внешне это ни в чем не проявилось. Она выбросила окурок и подхватила сумку:
– Ты домой?
Подруги жили в одном подъезде. По дороге Ксения напряженно о чем-то думала и то и дело посматривала на часы. Потом, уже в лифте, конспиративным шепотом позвала Таню к себе, «кое на что взглянуть». Та согласилась – хотелось оттянуть момент, когда придется вернуться в свой опустевший дом. И только когда подруга заперла за собой дверь квартиры, Таня поняла, откуда такая загадочность.
Ксения затащила ее на кухню, усадила за стол и зашептала:
– Понимаешь, сейчас доллар резко растет. Но Алеша говорит, что потом он будет так же резко падать. Если у тебя есть доллары, то соображай сама, какие дела можно делать.
– Какие еще дела?
Таня была вовсе не расположена обсуждать подобные темы. Что ей, в сущности, до того, вырастет или упадет доллар? В ближайшее время она с голоду не умрет, а потом… Потом что Бог даст. Но Ксенией владели совсем другие настроения. Она была лихорадочно возбуждена и вся горела, когда шептала:
– Сегодня обменные пункты закрыты, долларов в продаже нет. Зато «жучкам» легко можно продать, скажем, по пятнадцать рублей. Продаешь сто баксов – получаешь полтора миллиона. Через неделю курс упадет так, что ты на эти полтора миллиона купишь уже сто пятьдесят долларов, а то и двести. Сечешь? Тут главное – вовремя втиснуться, потому что доллар будет прыгать вверх-вниз еще много раз.
Таня жалко улыбнулась:
– Мне не до этого…
– Слушай, но ведь надо как-то жить! – возмущенно воскликнула Ксения. – Ты на себя посмотри – нельзя же так! От тебя один скелет остался.
Я все понимаю – кризис, да еще муж умер, но так все равно нельзя.
Таня дернулась – висок прострелила резкая боль.
Ксения нагнулась к ней и порывисто обняла за плечи:
– Прости… Я совсем озверела с этим кризисом.
Мне уж кажется, это было давно. Почему ты живешь одна? Твои родственники что, совсем сдурели? Хоть первое время могли с тобой побыть…
Таня отвела ее настойчивые руки и встала:
– Голова болит. Знаешь, я пойду.
Ксения еще что-то говорила ей вслед, но Таня больше не слушала. Подхватила сумку, подождала, пока подруга откроет дверь, и поднялась к себе на восьмой этаж. Сжав зубы, боролась с замками – с первым, со вторым, с третьим… Руки дрожали, и ключи не попадали в скважины. Едва оказавшись в собственной прихожей, Таня швырнула сумку в угол и обеими руками обхватила синий мужской плащ, все еще висевший на вешалке. Через секунду она услышала собственный вой – тонкий и жуткий. А потом
Квартира была полна призраков. До сих пор казалось, что здесь живут двое. В прихожей висел мужской плащ, стоял запылившийся ряд чищеных и нечищеных ботинок. В шкафу на плечиках мирно покоились пиджаки и брюки, на полках – стопки рубашек и свитеров. Но самое страшное было в ванной. Таня до сих пор не могла решиться даже на то, чтобы убрать с полочки бритву мужа, крем для бритья, помазок. Иногда в голову приходила дикая мысль: если все оставить как было, то он вернется… Если проявить упорство, то в мире обязательно что-то изменится. Может случиться невозможное, и однажды она проснется оттого, что в ванной шумит душ. Потом она встанет, накинет свой красный халат, тихо пройдет по коридору, постучится в дверь ванной… Откроет ее, войдет.
Увидит, как он бреется, внимательно рассматривая свое лицо в зеркале. Она сядет на край ванны и скажет, что он опять залил весь пол. Она специально скажет что-то совсем будничное и даже неприятное, чтобы не спугнуть его. Он сполоснет бритву, отложит ее, причешет на косой пробор темно-русые волосы. Причесывается он так тщательно, словно от этого зависит чья-то жизнь. Потом скажет своим низким глубоким голосом, что времени завтракать нет, он только выпьет кофе. Она увидит в зеркале его глаза, его улыбку. И все будет как прежде. Как было пять лет подряд, пока не раздался телефонный звонок, после которого она несколько минут лежала в обмороке, а когда очнулась, мир превратился из цветного в черно-белый.
«Надо убрать отсюда плащ, – подумала она. глотая слезы. – Я сойду с ума. Здесь везде его вещи. Надо собрать все и отдать кому-нибудь. Ну, хотя бы его брату. Или родителям. Или бедным».
Она сняла с вешалки плащ, но вместо того, чтобы сунуть его в шкаф, прижала к груди. Так, с плащом в обнимку, она прошла в комнату, улеглась на постель и закрыла глаза. Снова, в который раз, ей казалось, что она умирает. И в то же время она знала – это далеко еще не смерть. А что такое смерть? Смерть – это нечто черное, съежившееся, пахнущее гарью. То, что ей показали, отогнув какую-то клеенку, и от чего она стала биться и орать, пока не заполучила укол и не уснула глубоким дурным сном. Смерть – это когда незнакомый голос по телефону сообщает, что ей надо приехать на дачу и опознать тело мужа, а она смеется в ответ и спрашивает, с ума все сошли, что ли? Ведь он уехал из дому час назад, на прощанье поцеловал ее, в это время она гладила его рубашки… Смерть – это похороны, на которых она не могла держать себя в руках и вешалась всем на шею и требовала сочувствия сейчас же, немедленно… Это пустые бутылки, которые выстроились на полу в кухне. Это ощущение, что весь мир стал чужим. Смерть – это всего-навсего отсутствие одного человека. Того самого, без которого жить невозможно.
– Господи, как я тебя любила! – сказала она вслух и опомнилась.
Таня открыла глаза и увидела себя будто со стороны. Бледная белокурая девица в красном свитере лежит на постели в обнимку с мужским плащом.
Вокруг Бог знает что творится, и неизвестно, заперла ли она входную дверь. Но девица лежит и с упоением предается горю. И конца этому не видно.
– Господи… – уже тише пробормотала она и аккуратно отложила плащ в сторону. Прошла в прихожую. Так и есть, дверь открыта. Не настежь, но все же… Таня щелкнула замками – одним, другим, третьим… Повернулась в угол, чтобы взять сумку; и отнести ее на кухню.