Вкус запретного плода

Денкер Генри

Спустя два часа Ирвин Коун сидел в офисе Дональда Болдинга. Положив ноги на огромный стол из красного дерева, Болдинг заявил:

— Честно говоря, я этого не понимаю. Но вчера вечером и утром за завтраком моя жена говорила только о Ронни Дейле. Об этом юноше. На мой взгляд, он выглядит комично. Без микрофона его никто бы не услышал.

Коун кивал, слушая Болдинга.

— Если бы так реагировала только моя жена… Она сказала, что в дамской комнате остальные женщины не могли говорить ни о чем другом…

—

Этот мальчик обладает властью над женщинами. Он вызывает у них вагинальные сокращения. Женщины испытывают их во время оргазма.

Болдинга покоробила аналогия, показавшаяся ему грубой, но Доктор не испугался этого.

— Этот юноша вызывает вагинальные сокращения у девушек, еще не испытывавших оргазма, и у пожилых женщин, уже забывших о нем. Слушая Ронни Дейла достаточно долго, они будут кончать прямо в креслах.

Коун замолчал.

— Он также сможет продавать им любой товар ваших клиентов. Воздействуя на их вагинальные рецепторы. Назовем вещи своими именами: этот юноша способен схватить любую женщину за матку!

Доктор выдержал паузу, позволяя своим словам проникнуть в сознание собеседника.

— Мне только что звонили четверо ваших конкурентов. Я воздержусь от разговора с ними. Дам вам время выбрать серьезного клиента и встретиться с ним. Пусть это будет рекламодатель, продающий свою продукцию женщинам!

Болдинг задумчиво поджал губы, затем произнес:

— Клиент, о котором я думаю, принадлежит к епископальной церкви. Он требует, чтобы наша реклама была нравственной. Не обязательно честной, но непременно нравственной. Поэтому не стоит говорить при нем о вагинальных сокращениях… и матке… верно?

— Да… если он ухватит суть! — сказал Коун.

Болдинг протянул руку к телефону.

Спонсор оказался мужчиной лет семидесяти, одетым в строгий серый костюм. От старика пахло ромом, изготовленным из лаврового дерева. Непоколебимый приверженец епископальной церкви казался не то глухим, не то абсолютно безучастным. Слушая Коуна, он смотрел в окно на хмурый зимний город. Коун продолжал представлять своего клиента, замечая ободряющие жесты Болдинга. Когда Коун замолчал, старик не отвел взгляда от окна. Затем он повернулся, но не к Коуну, а к Болдингу.

— Мне нравится эта идея. Парень из колледжа будет продавать мой товар. Когда я смогу увидеть певца?

— Сегодня вечером, — быстро ответил Доктор. — В «Лейк Шор Рум». Я закажу стол.

Но клиент снова обратился к Болдингу:

— Я приду с Марджори.

Внезапно старик спросил:

— Кстати, как его зовут?

На этот раз ответил Болдинг:

— Ронни Дейл.

— Дейл… Ронни Дейл… — оценивающе повторил клиент. — Его всегда так звали?

Болдинг посмотрел на Коуна.

— Насколько мне известно, всегда, — сказал Коун.

— Проверьте это. Я не хочу, чтобы впоследствии выяснилось, что он — еврей, сменивший

фамилию.

Лицо Ирвина Коуна стало напряженным, бледным, потом оно вспыхнуло. Несомненно, клиент допустил бестактность умышленно.

— Послушайте, мистер Коэн, — четко произнося каждый слог, сказал старик, — я лично не имею ничего против евреев. Но некоторые покупатели их не любят. И я считаю опасным раздражать их. Что касается меня, я занимаюсь бизнесом с разными людьми.

— Понимаю, — отозвался Коун, впервые пожалев о том, что он сменил фамилию. — Я никогда не спрашивал Ронни, но уверен, что он не еврей. И все же я не стану рисковать. Спрошу Дейла. Проверю его происхождение. Если он не еврей, я позвоню вам.

Клиент сухо улыбнулся, кивнул.

— И предложу вам трахнуть самого себя! — продолжил Коун.

Болдинг побагровел, но Коун добавил:

— Не знаю, сможет ли сделать это порядочный богобоязненный человек, принадлежащий к епископальной церкви. Но у вас будет достаточно времени научиться этому, прежде чем вы найдете второго такого парня. Теперь вы не купите его ни за какие деньги!

Ирвин Коун, маленький еврей, разъяренный исполин, вышел из комнаты. Болдинг молчал; его лицо было красным; он испугался, что может потерять своего самого важного клиента. Коун навсегда запомнил испуганное лицо Болдинга.

Клиент замер с мрачным видом у стола.

— Теперь вы понимаете, почему я никогда не любил иметь дела с евреями. Они грубы и заносчивы!

В тот же день, чуть позже, Ирвин Коун продал Ронни производителю овсяной каши. Ронни и его музыканты должны были еженедельно в течение трех месяцев выступать на радио, рекламируя пищевые продукты.

В конце дня, незадолго до пяти часов вечера, Ирвин Коун вернулся в свой свежепокрашенный, заново отделанный офис и набрал номер клиента Болдинга. Коун услышал голос старика через несколько секунд после того, как он представился секретарше.

— О, мистер Коэн… вы все же решили позвонить. Я хочу, чтобы вы знали о том, что я не из тех, кто не умеет прощать…

— А я, — перебил его Коун, — из тех! Я продал Ронни Дейла компании «Куокер Флейкс Фуд». Если желаете послушать хорошую музыку, настройтесь на десятый канал. И это только начало!

Коун положил трубку, не дав старику ответить. В этот день он положил начало традиции, согласно которой телефонная беседа заканчивалась, когда Ирвин Коун сказал все, что хотел.

Он испытал удовлетворение; его пальцы возбужденно, мстительно барабанили по аппарату. Но радость жила в его душе недолго. Спустя несколько минут он понял, что если бы он не желал так страстно послать старика к черту, то смог бы столкнуть двух спонсоров и заключить гораздо более выгодный контракт.

В этот вечер он принял два решения, которым предстояло определять политику ТКА на будущее.