Владелец лучшего клуба для геев

Жадан Сергей

– спросила его Вика, – вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился? Не знаю, – сказал Саныч, – я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломана рука. Найди себе какого-нибудь гея, – посоветовала Вика. Думаешь, поможет? – засомневался Саныч. Вряд ли,

– сказала Вика. Хочешь, поехали к тебе, – предложил он. Это что, трахаться? Ну, можно не трахаться, – сказал Саныч, – можно просто.

Просто – нельзя, – авторитетно заявила Вика. И добавила: – Все-таки жаль, что ты не гей.

Потом они долго лежали на полу в ее комнате. Воздух был темный и прогретый, Вика считала его пулевые ранения, один, – считала она, – два, три. Это все? – спросила она несколько

разочарованно. Все, – отправдываясь, сказал Саныч. Это почти как пирсинг, – сказала она, – только не заживает. Все заживает, – ответил он. Ну да, – не согласилась Вика, – моя подружка тоже так говорила. А сама…ала в

Турцию. Это тоже опыт, – рассудительно сказал Саныч. Ага, – со злостью ответила Вика, – знаешь, каждый такой опыт, это как эти штуки у тебя на теле – всегда видно, сколько раз тебя хотели убить.

С клубом дела складывались совсем плохо. И даже успешно проведенные

“Вышиваны рушнички”, во время которых Славика чуть не побили пионервожатые за то, что он без стука вошел в гримерку, где переодевались старшеклассницы, ситуации в целом не спасли. Гога вечерами сидел в кабинете и считал на калькуляторе убытки. Саныч впал в депрессию, Вика не звонила и не брала трубку, бабки заканчивались. Саныч курил у входа и с завистью смотрел, как

“Супер-ксероксы” начали пристраивать к своему дому пентхаус. Бизнес явно не шел, надо было возвращаться к “Боксерам за справедливость”.

Однажды утром пришел Славик и сказал, что есть хорошие новости.

Будем делать шоу-программу, – сказал он. Стриптиза вы не хотите, – обратился он к Гоге. – Что ж, пусть будет так. Пусть будет. Я уважаю ваш выбор, Георгий Давыдович, да. Но у меня есть чем вас удивить.

Гога напрягся. Я, – сказал Славик небрежно, – договорился-таки с

Раисой Соломоновной. Она сначала наотрез отказалась, у нее, знаете, график, да, но я нажал через свои каналы. Она скоро придет, было бы хорошо, чтобы все культурно прошло, ну, вы понимаете, – и Славик кинул обеспокоенный взгляд на Саныча. С кем ты договорился? – переспросил его Гога. Саныч засмеялся. С Раисой Соломоновной, – с некоторым вызовом повторил Славик. Это кто такая? – осторожно спросил Гога. Кто это такая? – усмехнулся свысока Славик. – Кто такая Раиса Соломоновна? Георгий Давыдович, вы что? Ну хорошо, хорошо, не грузи, давай рассказывай, – перебил его Гога. Что ж, – сказал Славик, – даже не знаю, что сказать. Как же вы клубным бизнесом собирались заниматься и не знали про Раису Соломоновну.

Хм… Ну хорошо. Ну вы даете… Раиса Соломоновна – это цыганский муниципальный ансамбль, заслуженная артистка Белоруссии. Да вы слышали про нее, – уверенно выкрикнул Славик и полез за папиросами.

Ну а тут она чего забыла? – недовольно спросил Гога. Я же говорю, – затянулся Славик, – будем делать шоу-программу. По вторникам. В другие дни она не может – у нее график. Я договорился. Ее знают все, заполним нишу. Ты уверен? – без энтузиазма спросил Гога. Точно, – сказал Славик и сбил пепел на только что разгаданный кроссворд. А что она делает, эта твоя артистка? – на всякий случай спросил Гога.

У нее репертуар, – деловито сообщил Славик. – Полтора часа. Под фонограмму. Цыганские романсы, песни из кинофильмов, криминальная тематика. А как она поет? – поинтересовался Саныч. – По-белорусски?

Почему по-белорусски? – обиделся Славик. – Ну, в принципе, не знаю.

По-цыгански, должно быть, это же цыганский ансамбль. Она одна будет,

– спросил на всякий случай Гога, – или с медведями?

Раиса Соломоновна приехала около часу дня, отдуваясь от уличной жары. Ей было лет сорок пять, но она сильно красилась, поэтому можно было ошибиться. Была худощавой

шатенкой в высоких кожаных ботфортах и какой-то прозрачной комбинации, сказала, что только что с концерта, выступала в детском доме, сказала также, что на всякий случай прихватила афишу, чтобы все было понятно. На афише большими красными буквами было написано: “Харковская филармония приглашает.

Заслуженная артистка Беларуси Раиса Соломоновна. Рассветные переклички”. Внизу стояло незаполненное “время” и “цена”. Ну что, – бодро сказала Раиса Соломоновна, – показывайте клуб! Все пошли в зал. Что у нас тут, – спросила артистка, – фастфуд или паб? У нас тут клуб для геев, – неуверенно ответил Гога. За..ись, – сказала

Раиса Соломоновна и пошла на сцену. Славик, как представитель шоу-бизнеса, включил фонограмму.

Начала Раиса Соломоновна с криминальной тематики. Она пела громко, обращалась к воображаемой публике и призывно махала руками. Гоге неожиданно это понравилось, он засмеялся и начал подпевать, видно было, что слова знает. Славик напряженно стоял за пультом и боковым зрением пас шефа. Саныч растерянно смотрел на все это. После пятой песни Гога захлопал и попросил сделать перерыв, подошел к сцене и, подав певице руку, повел к себе в кабинет. Саныч неуверенно зашел за ними. Здорово, – сказал Гога Раисе Соломоновне, – просто здорово.

Раиса, как вас… Соломоновна, – подсказала она. Да, – согласился

Гога. – А давайте с вами выпьем. А что – петь больше не будем? – на всякий случай спросила певица. Не сегодня, – сказал Гога. – Сегодня давайте выпьем за знакомство. Ну хорошо, – согласилась Раиса

Соломоновна, – только я с вашего позволения переоденусь, а то у вас тут такая жара. Все, что угодно, – весело сказал Гога и, позвонив в бар, заказал две бутылки холодной водки. Раиса Соломоновна сбросила ботфорты и достала из сумочки домашние тапки в виде пушистых котиков. Гога посмотрел на котиков и открыл первую бутылку. Саныч понял, к чему все идет, и печально отключил телефон. Славика в кабинет не приглашали. Он пришел сам.

Сначала они пили за знакомство. Потом начали петь. Гога предложил вернуться на сцену, Раиса Соломоновна согласилась и, как была, в домашних тапках, полезла на эстраду. За ней полез Гога в ее кожаных ботфортах. В ботфортах и шелковой рубашке от армани он напоминал разночинца. Славик запустил фонограмму. Раиса Соломовна вернулась к криминальной тематике, Гога подпевал. Ботфорты поблескивали в свете софитов.

Зайдя в туалет, Саныч нашел Славика. Тому было плохо, он поливал себя водой из умывальника и тяжело глотал горячий воздух. Х..во? – спросил его Саныч. Нормально, – прохрипел Славик, – нормально.

Славик, – сказал Сан Саныч, – я давно хотел тебя спросить, может, это не лучшее место для такого разговора, но все-таки не знаю, будет ли еще случай – как ты вообще к геям относишься? Славик подставил голову под холодную струю, выдохнул и присел возле стеночки. Чуть помолчал. Я вам, Сан Саныч, так скажу, – доверительно заговорил он, сплевывая воду. – Меня вообще от геев не прет. Но, – он поднял вверх указательный палец, – на то есть свои причины. Ну и что за причины?

– спросил Саныч, возвращаться в зал не хотелось, поэтому он решил переждать тут. Причины /личного /характера, – сообщил Славик. – Я – аллергик. Мы, аллергики, как правило, сидим на колесах. Вот я, например, – сказал Славик и достал папиросу, – сижу. Уже десятый год. Раньше мне врач прописывал. Но потом меня перестало вставлять, понимаете? А моя сестра работает в фармацевтической компании, у них под Киевом фабрика открылась. Им немцы на полмиллиона аппаратуры завезли, целый цех построили в рамках реабилитационной программы.