Владение (Дракон Конга - 2)
Шрифт:
"Каждого, каждого!– думала она.– Чтоб были верными. Чтоб были преданными! Золото - лишь золото. Золота мало. Помнить должны. Каждую минуту вспоминать. С благоговением. Любить должны. Жаждать. Бояться и надеяться..."
Толпившиеся за воинами слуги вытягивали шеи, но мало что могли разглядеть за спинами солдат и широкими крупами пардов.
Мугган, ехавший чуть позади матери, насупясь, глядел в ее обтянутый золотой сеткой затылок.
"Все - ее!– думал он.– Хоть бы один - мой! Хоть бы один паршивец! Сука! Вертишь мною, будто я тупоумный хоб! Сука! Сука! Сука!
"Сука! Сука! Сука!– кипел от бессильной ярости Мугган.– Даже выпустить кишки тебе не могу! А эти твои!.."
Он с такой злобой уставился на ближнего воина, что того передернуло.
"Мясо! Мясо! Любуйся! Все твои! Зато я любого могу взять на клинок! Любого! Все знают! И ты знаешь, сука! Я - соххоггой!" - и утешенный этой мыслью погладил парда между ушами. Зверь обрадовался нежданной ласке и довольно заворчал.
Носилки миновали последнего, и из глоток воинов разом вырвался рев. Владычица благосклонно кивнула. Воины, слуги, рабы - все разом вздохнули. Добра соххоггоя - никого не накажут. Третий день никого не наказывают. С тех пор как появился новый схваченный, юноша с зелеными глазами. Тиха соххоггоя - недаром злобится красноглазый. Тиха. Задумала что-то. Ну, подай боги милость - не меня коснется. Так думал каждый. День миновал. У ночи свои заботы. Много еды, много веселья. Кто ценит каждый день жизни - тот веселится вволю. Завтра, быть может, некому будет.
Мугган поднял парда на дыбы и погнал напрямик: через клумбы, через цветущие, искусно подстриженные кусты. Порыв ветра овеял Санти, когда всадник промчался в трех локтях от него. Ушка сердито рявкнула.
Юноша ощутил, что на него смотрят, и поймал взгляд Нассини. Ласковый-ласковый. И вдруг, без всякой причины, пробрал его озноб. И он покрылся холодной испариной. А соххоггоя все смотрела на него, смотрела... Санти уж совсем было решился подойти к ней, но тут Владычица уколола палочкой спину носильщика, и паланкин двинулся.
Санти потер ладонью шею. Вечер был теплый, а ему - зябко.
– Гляди, вон стоит хозяйкин милостивец!– сказала подруге девушка-прислужница.– Что это с ним? Бледный, будто кровь выпустили?
– Не знаю, Алори! Слушай, а он, по-моему, на Рэти глаз положил, не заметила?
– Благодари богов, что не на тебя!
– Ну! Мальчик красивый!
– То-то твой бычок ему отсчитает!
– Уже! Побоится госпожи!
– Сказала! Ежели его сама привечает, быть тебе подружкой красноглазого!
– Хи-хи! Ничего он без моего хотения не сделает! Я обученная!
– Ножик возьмет - сделает!
– Что ты такое страшное говоришь!
– А что? Первый день ты тут, что ли? Про отца его, хозяйкиного мужа, еще и не то говорили. Кабы нас с тобой при нем купили, ты б поскромнее была!
– То тебя купили! Меня жрецы отдали. На семь лет.
–
– О! Алори, не надо! Итак ночи от страха не сплю!
– От страха ли?– засмеялась Алори.– Поспешим! К ужину опоздаем - до темноты ничего не получим!– И обе побежали к Веселой Роще, где стояли домики дворни.
Подступивший вечер высветил искры созвездий, потускневшие, когда луна выкатилась из-за края неба и поплыла по самоцветному Пути Мертвых. Свет луны не проникал через плотные кроны Веселой Рощи, не смешивался с оранжевым пламенем костров, не отступал перед ним, как перед сиянием множества масляных ламп внутри и снаружи дворца. Непроницаемы слоистые кроны даже для солнечных лучей. Зато под ними там и сям пляшут длинные веселые языки, уходит к черным листьям копотный дым. Веселая Роща! Крики и смех смешиваются здесь с насмешливым бульканьем розового вина.
Санти ходил от одного костра к другому, от компании к компании, везде приветствуемый и нигде не замечаемый.
Отблески красного пламени прыгали на обнаженных телах. Сочилось над огнем, на черных жаровнях, пряное мясо. Запах вина, земли и женщин смешивался с дымом костров.
Одинокий и печальный бродил Санти по Веселой Роще. Смотрел вверх, на освещенный снизу полог листвы, трогал живые колонны стволов. И показалось ему, что он спит и вот-вот проснется в своей комнате, услышит ровное дыхание отца, посвистывание ящериц, дальний, дальний шум моря...
"Неужели этого никогда не будет?– подумал юноша, и тоска сдавила его горло.– Ни чудесного нашего дома, ни ощущения свободы. Не будет предвкушения вечера среди друзей, не будет Мары, ее волшебно пахнущей кожи, ее рук, ее быстрого-быстрого шепота? Ничего не будет?"
– Пожалейте меня, боги!– взмолился Санти.– Не оставьте одного!
И, словно отозвавшись на эту просьбу, чья-то рука опустилась на плечо юноши. Санти оглянулся с надеждой... и отпрянул. То была рука воина, приведшего его в замковую тюрьму.
"Беззубый!" - вспомнил он, увидев щербатый роя солдата.
Воин был пьян, но держал Санти крепко.
– Не бо-ойся, ягненочек!– пробормотал он, глупо ухмыляясь.– Пойдем, поболтаем немножко!– И он потащил Санти в тень деревьев. Юноша рванулся и ударил солдата кулаком в дыбящееся лицо.
Воин еще шире растянул рот - удар Санти его позабавил.
– Пойдем, пойдем, - невнятно бормотал он.– Ты славный, ягненочек! Ты понравился Беззубому. Понравился...
Санти размахнулся, но воин поймал его руку, потянул к себе...
– Игрунчик!– прошепелявил он нежно.– Шалунишка.
Темная фигура возникла у него за спиной. Быстрый удар - и плечо Санти освободилось.
– Не тревожься!– сказал тот, кто ударил. Санти не видел лица говорившего - только силуэт: ближайший костер был за его спиной.
– Тебе не нужно даже подавать голос. Подожди немного - и все уладится.
Два человека подхватили обмякшее тело Беззубого.
– Что с ним будет?– спросил Санти.– Он невежлив, но я не хотел бы, чтоб из-за меня кто-то пострадал.