VLADI. Владимир Скулачев
Шрифт:
После смерти мужа Матрена ушла в глубокий траур, в котором пребывала до конца своей жизни: постоянно в черной косынке, черной кофте, черной юбке. Как-то Матрена доила свою безрогую корову, уже другую, Рогнетку, которая вдруг сбила с ног доившую ее хозяйку, а потом и прошлась по упавшей женщине, повредив ей грудную клетку. Матрена не оправилась после травмы и вскоре умерла…
Но род Скулачевых продолжался. Жили дети Степана и Матрены, давшие, в свою очередь, жизнь уже и своим детям-следующему поколению, жизненный путь каждого из которых проходил по их собственному сценарию…
Глава 3
Родители. Петр и Надежда
Союз Петра Степановича Скулачева и Надежды Ароновны
Он, русский, из многодетной крестьянской семьи, выросший в глухой российской деревне, был невысокого роста, худощавым, кареглазым, темноволосым. Общительный и подвижный, с быстрой реакцией на все происходившие вокруг него события, с выразительной мимикой по-мужски красивого лица, он быстро сходился с людьми и, если сам того желал, умел абсолютно покорить себе собеседника. Петр, выросший посреди глухого леса, еще в детстве стал хорошим охотником. Освоить это занятие было для него делом неизбежным: семье нужно было что-то есть, и не только то, что взращивалось на земле. Как до войны, так и после нее, сменив военный китель на гражданский костюм, ставший для него основным видом одежды, он навсегда сохранил страсть к охоте.
Надежда, еврейка, из семьи беглого политкаторжанина, вошедшего затем в руководящую элиту нового государства, была единственным ребенком в семье. Блондинка стойкой кожей бледного, с выразительной мимикой, лица. Ресницы и брови на лице ее были почти не видны. Ее попытки летом загореть неизбежно заканчивались воспалением кожи – покраснением. Косметику она никогда не применяла. Ростом была около ста шестидесяти сантиметров, среднего телосложения. Она была живой и подвижной, эффективной в работе, которая была ей интересна. Вполне добросовестно выполняла и работу, которая интереса у нее не вызывала, но была ей поручена. Надежда была человеком легкоранимым, переживавшим неудачи, даже незначительные, хотя внешне, казалось, спокойно и холодно реагировала на происходящее. За время командировки ее отца Арона Левитана в Берлин, затянувшейся на целых четыре года, Надежда успела окончить там школу, а затем и поступить в Берлине в архитектурный институт. После прихода Гитлера к власти и отзыва обратно в Советский Союз работавших в Германии советских госслужащих еврейской национальности Надежда завершила архитектурное образование в России, став студенткой, а затем и выпускницей уже Московского архитектурного института. Всю жизнь Надежда страдала от очень сильной близорукости.
Очки не полностью компенсировали этот недостаток, который мешал профессиональной деятельности архитектора.
В институте, где Петр и Надежда учились в одной группе, они и познакомилась. Поступили они в Московское высшее техническое училище им. Н.Э. Баумана, а окончили Московский архитектурный институт, став архитекторами.
– Как же так получилось, что поступили они в один институт, а закончили другой? – удивлялась я, обращаясь к Володе, подкладывавшему подсушенные в поленнице дрова в камин, гудевший, казалось, от удовольствия, что его в морозный зимний вечер, наконец, разожгли.
– Ты понимаешь, время было послереволюционное, смутное. Шла борьба между различными революционными течениями. Троцкий был, как ты знаешь, одним из организаторов Октябрьской революции 1917-го года, идеологом одного из течений марксизма – троцкизма. В 1923-м году он стал лидером левой оппозиции в России, а в 1927-м был снят со всех постов и отправлен в ссылку.
– А при чем здесь учеба твоих родителей?
– А при том, что в это время они учились в Бауманке. Придерживавшиеся троцкистских идей наиболее активные студенты МГУ и Бауманки вышли на улицы Москвы с портретами Троцкого и лозунгами «Долой Сталина!», – неторопясь продолжал Володя. – Результатом их активности и стало расформирование
– В одном МГУ было столько медицинских факультетов?! – поразилась я.
– Да. Помнишь ремарку в «Мастере и Маргарите» Булгакова о предсказании судьбы одним из его героев: «Вы умрете через год в клинике третьего МГУ»? Речь шла как раз об одном из этих четырех медицинских факультетов, – Володя в очередной раз удивлял меня не только своей любовью к литературе, но и прекрасным ее знанием. – Университет потерял тогда еще и геологический факультет. Бауманка тоже лишилась ряда факультетов, в том числе и инженерно-строительного, на архитектурном отделении которого и учились мои родители.
После 1930-го на базе инженерно-строительного факультета МВТУ им. Баумана был создан Московский архитектурный институт, в то время единственный в стране готовивший архитекторов, который Петр и Надежда благополучно и закончили.
Жить одной семьей они стали еще до войны, выбрав для своих отношений брак гражданский, то есть без его государственной регистрации. На такое их решение могли повлиять, конечно же, бывшие в то время модными идеи А. Коллонтай, К. Цеткин и Р. Люксембург. Брак свой Петр и Надежда зарегистрируют позже, уже после войны.
В жизни им несказанно повезло: сразу после окончания института они были приняты на работу в мастерскую Алексея Щусева, выдающегося русского и советского архитектора, по сути, ведущего в то время архитектора страны. Имя это и в наше время на слуху даже непосвященного обывателя. Достаточно сказать, что он проектировал в Москве Казанский вокзал, Мавзолей Ленина, здание Центрального телеграфа на Тверской, здание Механического института на Большой Садовой, дом артистов МХАТа в Борисовском переулке, монастырь в Замоскворечье, гостиницу «Москва», православную церковь в итальянском городе Санремо. Он создал множество других шедевров, которые и сегодня служат человечеству и красотой которых мы наслаждаемся до сих пор.
Петр Скулачев сразу же чем-то приглянулся А. Щусеву, который определенно испытывал к молодому архитектору теплые чувства. Уже спустя некоторое время после появления Петра в мастерской мэтр непременно задерживался у стоящего за кульманом новичка и иногда слегка поглаживал рукой по его жестким, коротким, подстриженным бобриком волосам.
– Ежик, упрямый ежик, – с грустинкой в голосе приговаривал он, ловя с улыбкой твердый взгляд блестящих карих глаз своего подчиненного.
Надежду же мэтр не жаловал, считая, что именно она привносит в творчество супружеской пары молодых архитекторов идеи главного своего конкурента Ивана Жолтовского, проповедовавшего иной, нежели сам Щусев, флорентийский архитектурный стиль. Надежда действительно была ярой сторонницей стиля Жолтовского, также хорошо известного архитектора того времени. Именно совместно с ним А. Щусев возглавил работу коллектива архитекторов над проектом перепланировки Москвы. Реконструкция Москвы в средневековом флорентийском стиле была мечтой И. Жолтовского.
– Ты знаешь, я помню свое потрясение, когда в уже зрелом возрасте я увидел во Флоренции необычную башенку с кирпичными сводами в форме купола, как будто кто-то держит ее пальцами руки, протянутой с неба, – рассказывал мне Володя. – До этого в Москве я любовался почти такой же башней Жолтовского. Только во Флоренции ее создавали древние мастера, а в Москве – он. Башенка особенно хороша, если смотреть на нее со стороны Зубовского бульвара, где она великолепно замыкает перспективу, сто очков выигрывая у располагающегося на другой стороне Садового кольца монстра сталинской эпохи – здания Министерства иностранных дел.