Владимир Бушин
Шрифт:
Собчак. Дорогой Анатолий Борисович, что значит “ситуация под контролем”? Вот и в Чечне у нас все было “под контролем”, и в экономике “под контролем”, и в обороне “под контролем”, и в приватизации. Не получится ли со мной, как в Чечне? Не продадут ли меня за 3 процента истинной стоимости, как “Уралмаш”?.. Ведь газеты пишут же- арестовать! Министр внутренних дел Куликов заявляет на пресс-конференции: “Вот-вот схватим голубчика”. Уже, мол, и наручники подобрали по размеру.
Чубайс. Перестаньте паниковать, Собчак! Повторяю, на нары вас без жены не отправят! Железно! Я сегодня встречаюсь с Юмашевым. Первый вопрос, который
Собчак. Спасибо, дорогой Анатолий Борисович. Уж такое спасибо!.. С Эйфелеву башню! Я, может быть, скоро поеду во Францию Что вам привезти? У вашей жены ножка какого размера? Тридцать девятый? Прекрасно! А, извините за выражение, бюстик? Пятый? Тоже завидный! Вы и сами то и дело по заграницам, но у вас же нет времени там по магазинам шастать, ая - вольный пенсионер!.. Из прошлой поездки во Францию я привез своей Людочке две дюжины бюстгальтеров. Чудо! Знаете какие? Вы не поверите - на меху! Ах, французы! Что за искусники! Но это не главное, почему я вам звоню. Ведь мы же с Людочкой всегда в первую очередь думаем о любимой родине, о нашей цветущей демократии. Главное- в последнее время нас очень настораживает активность Рохлина.
Он фактически призывает к неконституционным действиям по смене власти, которой мы с вами не можем нарадоваться. Совершенно необходимо возбудить против него уголовное дело. Засудить надо смутьяна!
Чубайс. Но он же депутат, дело не имеет перспективы. А надо бы, надо! Ух, как надо.
Но подумаем еще. Может быть, найдем другой вариант. Сказал же президент: “Мы смахнем Рохлина!”
Собчак. Конечно, надо! Чтобы другие задумались.”
Примерно такой был разговорчик. После его публикации, а также после того, как А. Минкин ярко осветил известное “дело писателей-хапуг”, прозаик Чубайс и поэт Бойко, оба русскоязычные, подали на журналиста в суд: он, дескать, лишил нас чести и надругался над нашим достоинством. Суд тщательно искал их честь, старался нащупать их достоинство, но, увы, не обнаружил. К тому же Чубайс клятвенно обещал президенту, что 95 % гонорара-взятки отдаст детям-сиротам, но, по обыкновению, обманул и обожаемого президента, и бедных сирот. Словом, в суде истцы получили полный отлуп.
А тем временем Собчак, как видно, не поверив все-таки, что ситуация под контролем и что его не могут продать за 3 процента подлинной стоимости, рванул в Париж писать великую книгу о Сталине. Там он узнал, что в отношении генерала Рохлина, которого так жаждал засудить, нашли более эффективное средство, чтобы другие задумались.
И вот появилась новая статья А. Минкина.
Раздается у него телефонный звонок:
– Это депутатГосдумы Нарусова Людмила Борисовна, 1950-х годов рождения. Вы называете моего мужа, бедного пенсионера Собчака, преступником. Предлагаю вам явиться и представить документы.
Минкин положил трубку.
Через месяц опять звонок:
– Это Нарусова, 1950-х годов рождения, жена бедного пенсионера Собчака, получающего пенсию 480 рублей. Я член Комитета Думы по делам женщин и семьи. К нам поступило заявление, что вы похитили ребенка. (Тут следует пояснить. Дело в том, что у Минкина в это время произошла семейная драма. Он судился с бывшей женой из-за ребенка, и пока суд да дело, ребенка взял к себе.
– В.Б.). Мне поручено разобраться. Давайте встретимся в китайском ресторане “Ли Ли Вонг”. Вы любите китайскую
Минкин - калач тертый. Он позвонил Ли Ли Вонгу и спросил, сколько у него стоит обед. Оказалось, сто долларов с рыла. О-го-го. У журналиста таких денег нет, а обедать за счет жены бедного пенсионера, получающего в месяц 480 рублей, то есть примерно столько долларов, сколько принято в этом ресторане давать гардеробщику, он не пожелал. Есть основание полагать, что было у него при этом еще и некоторое опасение. Помните “Моцарта и Сальери”?
– “Последний дар моей Изоры. Переходи сегодня в чашу дружбы.” Или в собачье рагу.
Как бы то ни было, а Минкин позвонил жене пенсионера и сказал, что лучше встретиться в Думе.
– Ах, как жаль, как жаль!.. Отцвели уж давно хризантемы в саду. Хорошо. Жду вас в кабинете номер 1510. Мы поговорим по душам.
Минкин направил стопы в Думу, надеясь побеседовать наедине с сильно очаровательной женщиной, известной в стране под именем Дама в тюрбане, и что он видит! “Прихожу, - говорит, - а там, кроме Нарусовой, ее муж по фамилии Собчак”.
– Как рад вас видеть! Как счастлив познакомиться!
– воскликнул носитель этой фамилии.
– Вы- большой талант! Знаменитость! Хочется сказать о вас словами Ленина о Толстом: “Какой матерый человечище! Кого рядом с ним можно поставить в Европе? Некого!”
Словом, идет примерно такого рода светский разговор, как я представляю. “И вдруг, - пишет Минкин, - Нарусова говорит- поступила жалоба, что вы похитили ребенка с целью удовлетворения своих извращенных.” Тут я впервые в жизни почувствовал, - продолжает журналист, - что у меня есть Еосударственная граница и что ее перешел враг”. Как он при этом сумел удержаться от того, чтобы тут же не превратить их обоих в собачье рагу, я не знаю.
Он даже нашел в себе силы спросить нардепку, откуда она это взяла. Нардепка ответила, не моргнув зеленым змеиным глазом:
– Это сообщила мне председатель Комитета женщин Алевтина Викторовна Апарина, коммунистка. Она и поручила мне разобраться в вашем деле. Вы же знаете, коммунисты
не лгут. Они любят повторять словаГорького: “Ложь- религия рабов и хозяев”. У Апариной на вас целое досье.
Будучи рьяным антикоммунистом, Минкин, возможно, поверил, что все исходит от Апариной. Потому и не устроил рагу из супругов. И беседа мирно продолжалась, тем более что за всем этим еще и стояла судьба сына. В ходе задушевной беседы муж Нарусовой, между прочим, обронил, что “когда-то подобрал оставшегося без работы бывшего Штирлица”. И вот бывший безработный Володя “рос, рос и вырос до главы правительства”. “Очевидно, - замечает журналист, - я должен был хорошенько понять, что имею дело не просто с пенсионером, а с крестным отцом г-на Путина”.
Несмотря на весь антикоммунизм, у Минкина хватило здравого рассудка на то, чтобы пожелать встретиться и поговорить с А. В. Апариной. Жена Собчака сделала все, что было в ее силах, чтобы помешать встрече. Но она все-таки состоялась. Алевтина Викторовна, с присущим коммунистам уважением к ясности, сказала Минкину:
– Никакого поручения Нарусовой относительно вас я никогда не давала. С матерью ребенка никогда не встречалась. Никакого досье на вас у нас не было и нет. Ни о каких грязных намерениях относительно мальчика ни от кого никогда не слышала и, естественно, никому не могла говорить.