Владимир Мономах
Шрифт:
Однако такое безрассудство было в его духе, и он немедленно согласился.
Спросил:
– Когда бежим?
Она тотчас, не размышляя, ответила:
– Завтра утром. Приходи ко дворцу, нас будут ждать кони.
Олег был возбужден, но голова работала четко и ясно. Такое же состояние у него было накануне бегства из Чернигова, когда решил побороться с великим князем за свое родовое имение. Он тогда знал, что пойдет на все, чтобы добиться своего: поднимет на войну пол-Руси, пригласит в помощь половцев или кого-то другого, кто пойдет с ним, уплатит любые ценности за помощь. Как и при всяком риске, возможны неудачи, но был уверен, что никогда не смирится с поражением,
Так же он был настроен и в эту ночь перед побегом. Опасности только раззадоривали его, давали дополнительные силы, настраивали на решительные действия. Пусть потом придется сожалеть о содеянном, но сегодня он поступит так, как задумал: против воли императора женится на Феофании, а потом будь что будет!
Утром Олег был на месте. Кони стояли оседланные. Явилась Феофания, закутанная в ткани, лицо ее было прикрыто темной вуалью. Она кивнула Олегу, слуга подсадил ее на коня, и они тронулись в направлении Золотых ворот. Ехали молча, понимая, что всякое может случиться. Однако вот и Золотые ворота, стража пропускает их, не обращая внимания, как и многих других, отправляющихся в дорогу по своим делам. И тогда Феофания приблизилась к Олегу и, приподняв сеточку, проговорила радостно:
– Олег, мы вместе! Мы свободны!
Он привлек к себе ее худенькое тельце, поцеловал и, задохнувшись от переполнявших его чувств, ответил горячо:
– Я восхищен твоим мужеством, Феофания!
Дорога прошла спокойно, и к обеду они были в имении. Это было двухэтажное ажурное строение на берегу реки, со всех сторон его окружали кущи деревьев. Поистине райский уголок!
Отдохнув, отправились в близлежащее селение. Слуги Феофании нашли двух свидетелей, священник небольшой церквушки обвенчал их. Переночевав, утром следующего дня они отправились в Константинополь. Феофания молчала, но Олег чувствовал, что она побаивается встречи с родителями.
Когда вошли во дворец, Феофания оставила Олега в зале, а сама пошла в их покои. Олег напрягся, ожидая услышать громкие крики и проклятия. Однако этого не случилось. Через некоторое время вышли отец, Феодор Музалон, полный сил мужчина, и мать, женщина увядающей красоты.
Отец внимательно, с ног до головы осмотрел Олега черными живыми глазами, сказал с усмешкой:
– Что ж, князь, если случилась такая большая любовь у вас с дочерью, то мы с матерью противиться не будем. Намерения твои серьезные, это похвально, только перед венчанием надо было поговорить с нами. Мы – родители, первыми должны были узнать о вашем решении вступить в брак.
– Мы виноваты перед вами, – ответил Олег, не зная, имеет ли он право называть его отцом, как это принято на Руси, или в Византии другие обычаи. – Но мы не хотели перекладывать свою ответственность за случившееся перед императором на ваши плечи.
– Тогда вдвойне похвально твое мужество. Проходи и располагайся. Теперь мой дом – твой дом.
Неделя ушла на подготовку свадьбы. Гости собрались в воскресенье, в середине дня. Род Музалонов был одним из самых знатных и богатых в столице, и пришли люди только из высшего света. Начались поздравления, посыпались богатые подарки. Молодые своей красотой вызывали непритворное восхищение присутствующих, и они не жалели хвалебных слов.
В самый разгар свадьбы в залу неожиданно явились пять стражников, прошли к жениху и невесте и встали по обе стороны от них. Начальник стражи призвал всех к тишине и тут же зачитал указ императора, который гласил, что за нарушение его воли князь Олег и Феофания Музалон навечно ссылаются на далекий остров Родос. От себя он добавил, что на сборы
В зале установилось гробовое молчание. Потом гости стали потихоньку выходить из залы и разъезжаться по домам. Мрачный хозяин и его заплаканная жена бестолково тыкались в разные углы, стараясь собрать Олега и Феофанию в далекий путь. Наконец слуги набили чемоданы и большие узлы, погрузили на телеги и в возок и отправились в порт. Там их ждала быстроходная императорская триера. Короткие прощальные слова, неутешные слезы и последние объятия, и триера, хищно выставив острый нос, медленно отошла от пристани и заскользила по ровным водам залива Золотой Рог…
Едва вышли из пролива Дарданеллы, прихватил шторм. Ветер свистел в реях, снастях, завывал в надстройках. Волны глухо били в корму, с треском резали планширь, стремительно пролетали от кормы до носа. За что ни возьмись, все мокрое; какие-то предметы метались по палубе, чуть зазевался – и сам поехал по ее мокрой, скользкой поверхности; в воздухе крутилась соленая водяная пыль.
Олег за время пиратской жизни успел привыкнуть к буйству морской стихии, но Феофания переносила ее с трудом. Морская болезнь измотала ее, и она, обессиленная, лежала в гамаке, отказываясь от еды. Только на третий день, когда установилась хорошая погода, перекусила кусочком соленой рыбы со ржаным хлебом. Но потом погода наладилась, и Феофания повеселела.
Родос встретил их первозданной тишиной. Возле пристани ютился небольшой старинный городок, на холме примостился монастырь, где Олегу и Феофании были отведены каморки для жилья. Они были заняты сами собой и не особо скучали. В первые дни им большое удовольствие доставляли прогулки по острову, где все было для них ново и интересно. Они бродили по горам, изрезанным руслами рек, по которым текли ручейки воды, а порой виднелись лишь песок и галька. В долинах располагались деревни, где крестьяне занимались земледелием и разведением тонкорунных овец и коз. В больших количествах здесь произрастали оливковые деревья и смоковницы. Жители были очень доброжелательны, поили их молоком, предлагали вино, овощи, баранину и козий сыр. С наступлением ночи они часто выходили из каморок и садились на ступеньки крыльца, вдыхали прохладный морской воздух, слушали пение цикад и любовались высоким небом с большими южными звездами.
Событием в жизни городка было прибытие очередного купеческого судна. Когда-то Родос был крупным торговым центром, куда сходились морские пути и из Византии, и из Египта, и из стран Европы. Но теперь рядом оказались турки-сельджуки, они порой совершали нападения, ввиду чего торговля захирела и купеческие суда не часто баловали своим посещением этот остров, оказавшийся на окраине Византийской империи. Поэтому, когда через пару месяцев их пребывания в ссылке неожиданно причалил торговый корабль, жители потянулись на пристань; среди них был и Олег; Феофания занемогла и осталась в монастыре.
Олег спускался к морю, думая о чем-то своем, как вдруг его остановил удивленный голос:
– Олег, это ты или мне показалось?
Он оглянулся. Рядом с ним стоял Мехос, с которым ему однажды пришлось сойтись в смертельной схватке на пиратском судне. Тот стоял и улыбался, приветливо и даже радостно. К своему удивлению, и Олег не почувствовал к нему ни ненависти, ни вражды; наоборот, ему было даже приятно встретиться на этом уединенном острове с соратником по морскому разбою.
– Здравствуй, Мехос, – ответил Олег и протянул руку. Мехос обрадованно ее пожал. – Ты на этом корыте прибыл? Нанялся моряком?