Владимир Мономах
Шрифт:
Между тем норвежский конунг уже вёл себя в Йорке как полновластный правитель, издавал первые распоряжения, распределял должности и очень удивился, когда увидел с городской стены облако пыли, поднявшееся на дальней дороге. На солнце блеснуло оружие… Приближались английские отряды.
Когда английское войско приблизилось к Йорку, король Гарольд увидел, что по ту сторону реки, на которой расположен город, дымились костры норвежского лагеря. Вскоре туман рассеялся, и на равнине можно было рассмотреть отряд всадников. Впереди ехал воин в блистающем серебряном шлеме и длинном голубом
— Кто этот высокий человек? — спросил английский король у своих спутников.
Ему объяснили, что это конунг Гаральд, сын Сигурда, прозванный Жестоким.
Но в норвежском лагере уже началась суматоха. Скандинавы не ожидали, что английское войско появится так быстро. Многие из викингов были даже без кольчуг. Сердце Тостига дрогнуло. Он даже советовал Гаральду отступить к кораблям. Однако сын Сигурда привык к победам и стал строить своих воинов в боевом порядке. И вдруг его скакун, испугавшись полевой мыши, поднялся на дыбы и сбросил всадника на землю. Наблюдавший издали за тем, что происходит на неприятельской стороне, английский король воскликнул:
— Добрая примета!
Смутившись от такой неожиданности, норвежский конунг старался сгладить неприятное впечатление, произведённое его падением.
— Со всяким может случиться! — сердито крикнул он, снова очутившись в седле. — Кому не приходилось падать с коня?
Викинги мрачно молчали.
Прикрыв глаза от солнца рукой, английский король продолжал смотреть на равнину, где поспешно строилось вражеское войско.
— Видели, как норвежский предводитель валялся, весь в репьях? — спросил он со смехом окружающих.
Придворные тоже смеялись.
— Гаральд взял дородством, — продолжал король, — но плохой признак, что он падает с коня перед самой битвой.
Так он подсмеивался над своим противником.
Оба строя уже изготовились к бою. Английский король ещё в походе сочинил стихи, в которых прославлял мужество и доблесть своих ратников. По его приказанию один из королевских певцов приблизился к реке и стал петь эту песню. Викинги слушали его, опираясь на секиры, и никто не нарушал тишину. Таков был обычай. Гаральд, сын Сигурда, тоже внимал стихам, ревниво крутя светлый ус. Потом промолвил:
— Неважные стишки. Попробую сочинить получше.
Норвежский конунг считался прославленным поэтом. Его стихи скальды распевали на пирах в Киеве и в далёкой Сицилии. Сняв шлем, Гаральд отдал его оруженосцу, пригладил рукой волосы, и песня полилась из его уст, как струи звонкого ручья. Конунг пел вдохновенно, и ветер доносил сочинённые им стихи до слуха врагов.
Кто воин в душе, тот ищет упоенья в любви и в битвах на корабле морском. Не тишины, а бури прекрасной ищет он. Пусть враг не ждёт коленопреклоненья! Не прячься, сердце, за щитом! Внемли, как рог зовёт на бой, грохочет в небе гром…Теперь
Всё английское войско внимало этой песне — король, тэны, простые ратники, даже епископы и монахи, недовольно поджимавшие губы, когда в ней говорилось о грешных любовных чувствах. Но английскому королю было тяжко, что его родной брат находится в стане врагов. Гарольд послал несколько знатных всадников к неприятельскому лагерю, чтобы они вызвали Тостига и убедили изменника вернуться к своим. Он знал уже, что тот находится в лагере, охраняя с фламандцами тыл норвежского строя.
Королевские посланцы сделали широкий круг на равнине и подскакали к наспех поставленному частоколу. Один из них, приложив корабликом руки ко рту, стал кричать:
— Эльдормен Тостиг! Где ты?
В ответ неслись ругательства, грубые шутки, смех. Но посланец продолжал взывать:
— Тостиг! Эльдормен Тостиг!
Наконец над заострёнными брёвнами частокола появилась голова королевского брата.
— Что вам надо от меня? — спросил он подъехавших поближе всадников и остановил движением руки своих лучников, уже собиравшихся метать стрелы в дерзких англов.
Знатный саксонский воин с седою бородой начал убеждать предателя:
— Твой брат король велел сказать, что обещает тебе полное прощение, если ты оставишь вражеские ряды. Он предоставит вернувшемуся треть королевства…
Тостиг, великий честолюбец и недалёкий человек, но унаследовавший от отца твёрдость духа и верность данному слову, мрачно спросил:
— А что брат обещал моему союзнику, королю Норвегии?
— Семь футов английской земли.
— Или даже немного более, — прибавил со смехом молодой белозубый рыцарь, чувствовавший всеми фибрами своего существа радость бытия и испытывавший большое удовольствие, что принимает участие в таком ответственном королевском поручении. — Ведь норвежский король очень высокого роста.
Тостиг помолчал, раздумывая о чём-то, и сказал:
— Скажите брату, что сын Годвина не предаст сына Сигурда! Так и передайте ему!
Всадники повернули коней и поскакали прочь. Из-за частокола уже летели оперённые стрелы и с грозным свистом проносились над головами посланцев. Одна из них вонзилась в спину того молодого воина, что только что смеялся над Гаральдом. Рыцарь вскинул руки и упал с коня, но нога юноши застряла в стремени, и жеребец потащил труп по полю, пока другие воины не укротили его.