Владимир Мономах
Шрифт:
— Что же она тебе говорила?
— Она меня в палату звала, за свой стол усадила, вкусными яствами угощала с серебряного блюда, и чашник мне сладкое вино цедил.
— А потом?
— Потом загадала три гаданья.
Злат уже лежал на блёклой осенней траве, лениво подбирая слова, выдумывая свой мир, в котором всё было по-другому, чем наяву. В одно мгновение весёлая женщина превратилась у него в царицу, а грязная Корсунь, где пахнет солёной рыбой, в сказочный град с золотыми главами церквей и серебряными петушками
— Какие гаданья? — полюбопытствовала Настася.
— Царица меня хотела своей любовью подарить, если отгадаю. Или голову отрубить, если ума не хватит отгадать.
— Жестокое сердце у той царицы! — всплеснула руками Любава.
— Какие же были загадки? — смеялась недоверчивая Настася.
Злат окинул взглядом дубы, посмотрел на небо, как бы в поисках вдохновения. Птица выдумки уже понесла его на своих лёгких крылах. Всё преобразилось в мире, и обыкновенный камень стал алмазом.
— Наутро собрались в палате патрикии и стратилаты, а у двери стали воины в золочёных бронях. Царица сидела…
— Царица… — насмешливо пожала плечом Настася.
— Не всё ли тебе равно? — оправдывался Злат.
Любава потянула подружку за белый рукав рубашки:
— Молчи, молчи…
— Царица сидела на престоле. Над нею серебряные птицы пели райскими голосами. Я стал перед повелительницей…
Слушательницы застыли в напряжённом внимании.
— Царица посмотрела на меня…
— Какое же было первое гаданье? — не вытерпела Настася.
— Первое гаданье? Много ли времени надо, чтобы всю землю от востока до запада обойти?
Девушки ждали ответа, что это значит.
Злат рассмеялся:
— Один день.
Настася не понимала и переглядывалась с Любавой. Та же была во власти своей любви, в сладком тумане своего чувства. Оно наполняло не только её душу, но и весь мир, эти рощи и дубравы, поля и жнивье. А как выразить это словами?
Злат объяснил:
— Небесное светило всю землю с утра до вечера обходит, а потом опускается в океан и прячется за высокой горой на полуночной стороне вселенной.
Он слышал об этом круговращении солнца от Даниила, читавшего по ночам книгу, в которой рассказывается о тайнах мироздания. Её написал человек по имени Индикоплов.
Любава качала головой, изумляясь человеческой хитрости.
— А второе гаданье? — спросила она.
— Чего десятая часть за день убывает, а ночью на десятую часть прибавляется?
Девушки молчали.
— Не знаете? А не трудно отгадать.
Злат самодовольно улыбнулся, гордясь своим умом, хотя эти загадки не сам придумал, а услышал от того же отрока Даниила.
— Вода, — сказал он.
Это было непонятно.
— Вода за день из моря и рек на десятую часть от солнца высыхает, а ночью, когда солнце спит, снова на столько же прибавляется. Поэтому и не уменьшаются реки, питаемые дождями, и море не убывает в глубине и не отходит от
Подружки опять переглянулись, поражённые догадливостью и книжной мудростью этого человека, который столько видел на земле.
— Теперь скажи нам третье гаданье, — попросила Настася.
— Царица спросила меня, что слаще всего на свете.
— Мёд? — в один голос ответили подруги.
— Так и я сказал. Но царица нахмурила соболиные брови и сказала, что я не отгадал.
— Что же слаще всего на свете? — спросила Любава.
— Любовь. Царица велела, чтобы мне голову отрубили. Меня схватили её слуги и бросили в темницу.
Любава от волнения закрыла рот рукою, точно хотела удержать крик своей души. Всё это была сказка, и в то же время её любимый ходил как на острие ножа.
— Темница в Корсуни — высокая каменная башня. Только одно оконце в ней за железной решёткой.
— Невозможно убежать оттуда? — волновалась Любава.
— Мышь не может ускользнуть из этой башни, так стерегут её греческие воины. Там я томился семь дней и семь ночей. На восьмой день взял гусли и запел печально. В тот час мимо темницы проходила дочь царицы, красивая, как ангел. Она услышала моё пение, сжалилась надо мною и подкупила стражу. Мне передали верёвку. Когда уже луна взошла над спящим городом и все уснули, я выломал в оконце решётку и спустился с огромной высоты на землю. Здесь ожидала меня царевна с волосами, как лен, с глазами, как бирюза на мече у князя Ярополка.
Обнимая одна другую, девушки ждали продолжения. Но Злат сам не знал, как теперь выбраться из дебрей запутанного повествования. Он забрался слишком далеко.
— Что же случилось потом? — добивалась Любава.
— Что случилось…
— Как ты поступил с царевной?
— Я взял её на руки и понёс на свой корабль, а царица послала против нас половцев, и тогда была кровопролитная битва. Я убил половецкого хана.
— А после битвы что было?
— Что же было дальше…
Злат заложил руки за голову и, глядя на облака, старался придумать что-нибудь.
— Я заманил хитростью царицу на корабль, сказав ей, что она может выбрать любые меха. Она явилась со своими вельможами. Тогда я велел поднять парус и увёз её в море.
— А царевну?
Злат подумал немного и ответил:
— Царевну? Её я отпустил.
— Что же с царицей сталось?
К счастью для отрока, у которого окончательно иссяк источник вдохновения, а руки тянулись к Любаве, в роще послышалось гнусавое пение. До слуха донеслось:
Течёт огненная река Иордан от востока на запад солнца, пожрёт она землю и каменье, древеса, зверей и птиц пернатых.