Владимир Святой (3-е издание)
Шрифт:
В нашем распоряжении имеется еще одно известие о контактах Руси с миром ислама, происходивших около 987 года. Оно относится совсем к другому региону — а именно к городу Дербенду (в нынешнем Дагестане), крупнейшей мусульманской крепости на Каспийском море, в буквальном смысле «запиравшей» узкий проход в Восточное Закавказье вдоль восточных отрогов Главного Кавказского хребта. (Арабское название Дербенда — ал-Баб, или Баб алабваб — и значит дословно «Ворота»; согласно преданию, могучие «двойные стены» Дербенда, уходившие с одной стороны высоко в горы, а с другой — в глубь Каспийского моря, построил в VI веке знаменитый персидский царь Хосров Ануширван.) Известие о русах содержится в арабской «Истории Ширвана и Дербенда», составленной в XI веке, но дошедшей до нашего времени лишь в изложении турецкого историка XVII века Мюнежжим-баши. Согласно этому источнику, во второй половине 80-х годов X века Дербенд переживал внутреннюю смуту: эмир Маймун бен Ахмад бен Абд ал-Малик был фактически отстранен от власти мятежными раисами — представителями местной знати (буквально: «правителями города»), а затем и заключен под стражу. Раисы пользовались
Неудача первого дербендского похода не обескуражила русов и не привела к расторжению их договора с эмиром. В следующем году эмир Маймун, очевидно при поддержке своей русской гвардии, овладел Дербендской крепостью. Однако спустя еще год, в 989 году, в Дербенде вновь начались беспорядки, вызванные на этот раз появлением некоего религиозного фанатика, проповедника из Гиляна (мусульманской области на южном побережье Каспия) Мусы ат-Тузи. Влиянию Мусы подчинился весь город. Эмир Маймун, обвиненный между прочим в пристрастии к пьянству, был вынужден публично покаяться в грехе и дал обет не прикасаться к вину. Не удовлетворившись этим, Муса потребовал от эмира «выдать ему его телохранителей-русов, чтобы им был предложен ислам или смерть». Эмир ответил отказом, против него восстал весь город. В течение двадцати восьми дней русы вместе с эмиром оборонялись в «цитадели ал-Баба»; наконец договорились о том, что эмиру и его «гуламам» (телохранителям) будет разрешено покинуть Дербенд и удалиться в соседний Табарсаран. В город вступили войска ширваншаха, а вместе с ними и сам ширваншах Мухаммад. Несколько месяцев спустя один из «гуламов» бежавшего эмира, по имени Балид (или, по другой рукописи, Балду; вероятно, рус?), напал на ширваншаха и тяжело ранил его. После поспешного отъезда ширваншаха обратно в Ширван эмир Маймун вернулся в Дербенд, но ненадолго. Окончательно эмир занял свой город только в 992 году, после смерти ширваншаха Мухаммада. О русах в составе его войска источники уже не сообщают{179}.
Из контекста «Истории…» следует, что русы, прибывшие в Дербенд, жили где-то поблизости, скорее всего в Тьмуторокани на Тамани. Этот город имел давние и прочные связи со всем Северным Кавказом; традиционными союзниками правителя Тьмуторокани считались ясы (аланы) и касоги. Первые постоянно упоминаются на страницах «Истории Ширвана и Дербенда», в том числе и в связи с русами{180}.
Это обстоятельство, кажется, позволяет поставить дербендскую драму в контекст собственно русской истории, связав ее с двумя важнейшими событиями — присоединением Тьмуторокани к Киевскому государству и началом русско-византийских переговоров, в том числе и по поводу принятия князем Владимиром христианской веры.
Около 985–986 годов Тьмуторокань перешла под власть князя Владимира. Можно не сомневаться в том, что Владимир знал о тайных переговорах, которые велись с эмиром Маймуном в 987 году, — все, что касалось вновь присоединенного города, имевшего огромное стратегическое значение для него, не могло не волновать киевского князя. Но ведь именно к 987 году относятся переговоры князя Владимира с византийскими императорами Василием и Константином; весной 988 года (а может быть, и раньше) шеститысячный русский корпус уже прибыл в Константинополь. Так стоило ли распылять силы, направляя примерно тысячу человек совсем в другую сторону?
Я думаю, что Владимир и не был инициатором отправки русских кораблей на Каспий; русы, появившиеся у Дербенда, действовали на свой страх и риск. Но если так, то их появление в Восточном Закавказье можно объяснить лишь одним — несогласием с тем поворотом, который произошел в политике Владимира вскоре после завоевания Тьмуторокани, то есть с началом переговоров с Византией и решением о принятии христианства. Русы, несомненно, жили в Тьмуторокани и в тот промежуток времени, когда город с округой не входил в состав Киевского государства, оставаясь, по-видимому, не зависимым ни от кого осколком прежнего Хазарского каганата. Вероятно, подчинение Владимиру пришлось по душе далеко не всем русам; часть войска предпочла перейти на службу к другому правителю. То, что им стал эмир Дербенда, вероятно, объясняется стечением обстоятельств — просто эмир нуждался в сильном войске, не связанном этнически с населением своего города.
Надо полагать, Владимир не стал препятствовать своим сородичам, подобно тому, как несколькими годами раньше он с легким сердцем распрощался с варягами, завоевавшими для него Киев.
В Дербенде русы поступили на службу к эмиру, который отныне становился единственным их сюзереном. Власть же Владимира, напротив, перестала распространяться на них. (Это — вне зависимости от того, каким образом русы покинули Тьмуторокань и оказались вблизи Дербенда.) Их связи с Киевской Русью оборвались — обычная ситуация во времена наемников и бродячих безгосударственных образований. Но все же — хотели они того или нет — они оставались русью для всех, и все происходившее в собственно Руси косвенно касалось и их. Рискну предположить, что и конфликт 989 года, проявившийся в ультиматуме Мусы ат-Тузи и всплеске антирусских
Исламский фактор будет оказывать определенное воздействие на Русь и после принятия ею крещения. Еще не раз правители Руси будут выбирать свой путь между Западом и Востоком. Однако ислам навсегда останется чуждой и враждебной религией для русских.
Еще меньше шансов на успех имели в Киеве проповедники иудаизма. Если верить летописи, они также появились у князя Владимира, прослышав о приходе к нему магометан и «немцев» (латинян).
«Услышав об этом, пришли жидове козарские [38] , говоря: “Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли; а мы веруем в единого Бога Аврамова, Исакова, Иаковлева”. И спросил Владимир: “Каков закон ваш?” Они же отвечали: “Обрезаться, свинины не есть и зайчатины, субботу соблюдать”. Он же спросил: “А где земля ваша?” Они же отвечали: “В Иерусалиме”. И спросил он: “А точно ли там?” И отвечали те: “Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по странам за грехи наши, и предана была земля наша христианам”. Владимир же сказал на это: “Как же вы иных учите, а сами отвержены от Бога и рассеяны. Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?”» {181} .
38
Слова «жидовин», «жидове», разумеется, не имели в древнерусском языке какого-либо уничижительного оттенка, обозначая приверженцев иудаизма, иудеев.
Иудаизм оказался лучше знаком князю Владимиру, нежели ислам. Он и повел себя в разговоре с проповедниками-иудеями совсем по-другому — наступательно, перехватывая инициативу. Более того, Владимир (или, вернее, пересказывающий слова Владимира летописец) обнаружил знакомство с полемическими приемами, применявшимися в религиозных спорах с иудеями: «А точно ли там?» — спрашивал Владимир хазарских послов, очевидно, хорошо зная, каким будет ответ{182}.
Такая осведомленность объяснима. Последователей иудаизма действительно хорошо знали в Киевской Руси. В свое время сам Киев возник на окраине хазарского мира, а поляне были данниками хазар. Еще в первой половине X века в городе существовала влиятельная еврейско-хазарская община («кагал»). Хазары-иудеи жили в Киеве и позднее (по крайней мере, до 10–20-х годов XII века); один из кварталов города носил название «Жидове», а расположенные близ него ворота еще долго именовались «Жидовскими». Преподобный Феодосии Печерский во второй половине XI века по ночам, «отаи всех», «исхожаше к жидом» и устраивал с ними прения о вере{183}.
Число иудеев в Киеве, вероятно, возросло после сокрушения Хазарии при князе Святославе. Обратим внимание и на такое хронологическое совпадение: появление хазарских проповедников в Киеве последовало вскоре после присоединения к Киевскому государству Тьмуторокани. Этот город был издавна заселен евреями и считался одним из центров иудаизма в Причерноморье. (Не случайно арабские авторы IX–X веков называли его иногда «С-м-куш ал-яхуд», то есть «Самкуш евреев».) Летописное выражение «жидове козарские», вероятнее всего, указывает на Крым или Тамань (Тьмуторокань) — в X–XI веках именно эти районы стали называться Хазарией не только в русских, но и в греческих, латинских и еврейских источниках.
Многим кажется странным и в высшей степени маловероятным факт иудейской пропаганды в отношении Руси. Иудаизм — замкнутая, закрытая религия одного, «избранного», народа, не предусматривающая вовлечение в свое лоно новых членов. Однако в средние века это было не вполне так. Нам известны многочисленные случаи иудейского прозелитизма (обращения в иудейскую веру) в VIII–XI веках, причем в различных регионах тогдашнего мира.
Само обращение в иудаизм хазар — вовсе не исторический миф, как иногда полагают. Не только этнические евреи придерживались в Каганате Моисеевых законов, но и обращенные, собственно хазары. Именно такие недавние прозелиты — как это следует из обнаруженного недавно еврейско-хазарского документа (так называемого «Киевского письма») — проживали и в Киеве {184} . Случаи обращения в иудаизм рабов, пленников отмечены на протяжении длительного времени (с I по XI век) и в Крыму. Так что для Киевской Руси эпохи Владимира иудаизм не был неким реликтом, но представлял собой вполне жизнеспособную религиозную систему, последователи которой, по-видимому, были не прочь повторить «хазарский эксперимент» на новом этническом материале [39] . {185}
39
Сохранился любопытный еврейский документ, содержащий свидетельство некоего Авраама, сына Map Симхи, из города Сафарад (Керчи?). Автор «находился в царстве братьев наших, благочестивых прозелитов хазар… в то время, когда послы князя Рош Мешех из города Циоб (Киева?) пришли к государю нашему хазарскому царю Давиду разведать о делах религии».
Библейское имя «Рош Мешех» (Иез. 38: 2–3; 39: 1) иногда применялось к Руси, в том числе и в средневековой еврейской литературе. Было бы соблазнительно поставить это свидетельство в связь с летописным рассказом о прихождении хазарских послов к Владимиру (хотя о посольстве самого Владимира к хазарам в летописи ничего не говорится). Однако большинство исследователей квалифицирует данный документ как безусловную подделку (правда, неизвестно какого времени).