Владимир Святой

Карпов Алексей Юрьевич

Летописный рассказ получил блестящее подтверждение во время археологических раскопок, проведенных в Херсонесе еще в позапрошлом веке. Археологи открыли водопровод, которым херсониты пользовались на протяжении нескольких столетий. Во времена Владимира керамические трубы вели по желобам к источнику, расположенному к югу от города. В самом городе трубы подходили к цистерне, вмещавшей около 4–5 тысяч ведер воды. После прекращения подачи воды в город запасов цистерны (если она к этому времени была полной) могло хватить лишь на два-три дня. Затем херсониты должны были сдаться^{276}.

Другая версия капитуляции Корсуни содержится в упомянутом выше Житии князя Владимира особого состава. Здесь союзником («приятелем») Владимира назван некий «вариженин» (то есть варяг) Ждберн (Жберн, Ижьберн). Он и пустил стрелу в «полк варягом», прокричав якобы со стены: «Донесите стрелу

сию князю Владимиру!» К стреле же, как мы уже знаем, была привязана записка, в которой сообщалось о подвозе в город продовольствия «земляным путем». Владимир повелел перекопать «земляной путь» и «по трех месяцех» взял город. Ни имени Анастаса, ни каких-либо сведений о разрушении городского водопровода в данном памятнике не имеется.

Предпринимались попытки согласовать обе версии. Ждберн якобы первым вступил в переговоры с Владимиром. Однако, несмотря на прекращение доступа продовольствия, город продолжал держаться еще три месяца, и лишь предательство Анастаса привело к развязке. По-другому представляли дело так, будто Анастас и Ждберн действовали заодно друг с другом: Анастас был вдохновителем замысла, а воин-варяг, которому сподручнее и естественнее было подняться на крепостную стену с луком и стрелами, — лишь исполнителем ^{277} . У меня, однако, нет сомнений, что летопись и особая редакция Жития князя Владимира, имея в виду один и тот же реальный факт — падение Корсуни в результате предательства, — отражают две различные версии этого события, два разных рассказа о ходе и обстоятельствах корсунской осады. Летописное повествование и в целом, и в частностях представляется более достоверным [74] . В то же время стоит обратить внимание вот на что. Летописный рассказ несет на себе явное влияние церковной, агиографической традиции. Автор связывает с предательством Анастаса само крещение князя Владимира. Таким образом, действия корсунского иерея наполняются высоким содержанием, скрывая в себе одну из причин обращения в христианскую веру Крестителя Руси. Такая версия могла возникнуть скорее среди клириков Десятинной церкви, которую в течение нескольких десятилетий возглавлял Анастас Корсунянин. Вполне возможно, что она тенденциозна и выпячивает Анастаса на первый план, может быть, приписывая ему чужую заслугу. Рассказ же о Ждберне лишен каких бы то ни было агиографических черт. Рискну высказать предположение: не является ли он отражением той версии рассказа о корсунском походе князя Владимира, в которой вообще ничего не сообщалось о крещении князя в этом городе?

74

Мы уже говорили о фольклорном, былинно-эпическом происхождении рассказа особой редакции Жития князя Владимира. Варяг Ждберн выступает здесь в роли некоего сказочного помощника князя Владимира, его свата. В былинах о сватовстве Владимира такая роль отведена богатырю Дунаю. Может быть, и служба Ждберна «корсунскому князю» также имеет фольклорное происхождение, сродни службе былинного «Дунаюшки Ивановича» «литовскому королю», отцу невесты Владимира «Опраксии-королевичны»?

Но вернемся к событиям в Корсуни. Итак, город сдался на милость победителю, сдался, не выговаривая каких-либо условий, ибо жители — вне зависимости от своего положения и достатка — находились в изнеможении и бессилии перед одинаково страшной для всех «водною жаждой». Легко представить себе торжество Владимира в тот миг, когда отворились городские ворота. Многомесячная осада, отнявшая столько сил у его войска, наконец завершилась. Выплеснул ли князь наружу таившийся в его душе гнев? Отдал ли город на разграбление воинам, как это обыкновенно делалось в подобных случаях?

Такой именно исход осады вполне возможен, хотя в источниках мы не находим прямого подтверждения этому [75] . Зато сам князь, кажется, дал волю своим чувствам.

О страшных подробностях первых дней пребывания Владимира в завоеванном городе рассказывается в Житии князя Владимира особого состава:

«…А князя корсунского и с княгинею поймал, а дщерь их к себе взял в шатер, а князя и княгиню привязал у шатерной сохи и с дщерию их пред ними беззаконство сотворил. И по трех днях повелел князя и княгиню убить, а дщерь их за боярина Ижберна дал со многим имением, а в Корсуни наместником его поставил…»

75

О том, что «Корсунь разорен бысть от Руси», сообщает автор летописного Тверского

сборника XVI века (ПСРЛ. Т. 15. [Вып. 2.] С. 108.). Но это, вероятно, не более чем предположение составителя летописи — впрочем, точно так же, как и мнение составителей Никоновской летописи и Степенной книги (также XVI век), согласно которому князь Владимир, войдя в город, «укрепи и уласка» всех его обитателей.

Этот рассказ, несомненно, слишком напоминает известное предание о насилии, учиненном Владимиром над полоцкой княжной Рогнедой около 978 года. Во многом, как мы уже отмечали, он имеет фольклорное происхождение. Но в сокращенном, лишенном какого-либо сказочного обрамления виде этот же рассказ читается в особой (распространенной) редакции Проложного жития святого Владимира («Успение благоверного великого князя Владимира»), сохранившейся в рукописях XV–XVI веков, но имеющей, по-видимому, более древнее происхождение: по взятии Корсуни, сообщается здесь, Владимир «князя и княгиню убил, а дщерь их дал за Жберна»^{278}.

Кровавая расправа была в обычае того времени, и русские, вступившие в Корсунь после длительной и изнурительной осады, едва ли отличались своим поведением от любых других завоевателей. Оскорбление, нанесенное князю, принимала на себя вся дружина; отвечать же за это оскорбление также должны были все греки без разбору. Вспомним знаменитую былину о сватовстве «ласкового князя» Владимира, в которой нашли отражение реальные факты биографии киевского князя Владимира Святославича, в том числе его сватовство в Полоцке и Царьграде, а также корсунское взятие — продолжение царьградского сватовства. Герой этой былины «Дунаюшка Иванович», оскорбленный отказом «литовского короля» выдать свою дочь замуж за Владимира, убивает «татар до единого, не оставит-то татар на семена»^{279}. В другой русской былине — о князе Глебе Володьевиче и взятии Корсуня-града (в ней, как мы уже говорили, также отразились предания о корсунском походе Владимира Святославича) — князь такими словами призывает свою дружину:

Поезжайте-тко ко городу ко Корсуню, А скачите вы через стену городовую, Уж вы бейте-ка по городу старого и малого, Ни единого не оставляйте вы на семена^{280}.

А ведь виновата перед былинным Глебом Володьевичем была одна только правительница Корсуня-города злая «еретица» и «безбожница» «Маринка дочь Кайдаловна», а отнюдь не рядовые жители города, «старые и малые».

До недавнего времени в науке господствовало мнение о том, что Херсонес был полностью разрушен князем Владимиром; казалось, об этом свидетельствовали данные археологических раскопок города — следы пожарищ, опустошений, толстый слой мусора, покрывавший отдельные городские кварталы^{281}. Однако исследования последних лет, проводимые Херсонесской археологической экспедицией, ставят этот вывод под сомнение: как оказалось, следы разрушения Корсуни в конце X века — во многом мнимые; во всяком случае, город продолжал жить и развиваться и в последние годы X века, и в начале XI века^{282}.

Следы же военных действий современные археологи обнаруживают в ином. Так, в городе открыты клады монет, зарытые жителями в конце X века (вероятно, незадолго до взятия города русами). Откапывать припрятанные клады было, очевидно, уже некому.

В западной части города, вблизи так называемой «базилики на холме», раскрыто и исследовано целое кладбище, в том числе комплекс братских могил с массовыми захоронениями (всего около десяти могил по 30–40 человек в каждой). Исследователь этого погребального комплекса С.А. Беляев полагает, что в могилах погребены погибшие во время военных действий, вероятно, жертвы осады Корсуни Владимиром в 80-е годы X века. Отметим подробность: одна из раскопанных могил наполнена в основном черепами. Если предположение археологов о связи этого некрополя с корсунским походом Владимира верно, то перед нами следы жестокой расправы, учиненной воинами Владимира над жителями города: язычники-русы сбрасывали в могилу головы казненных херсонитов.

Археологи выделяют еще одну группу могил в том же комплексе погребений. Это могилы с захоронениями, резко отличающимися от других, обычных в Крыму: погребенные в них лежат на спине с руками, сложенными на плечах. Такой тип погребений сближается с так называемыми «варяжскими» погребениями в Киеве, в некрополе под Десятинной церковью. Предположительно, здесь захоронены варяги, находившиеся на службе у князя Владимира и погибшие во время осады Корсуни^{283}.