Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
Шрифт:
— Не знаю, — последовал короткий ответ, — никаких справок не даю.
Я взмолился в отчаянии, объяснил положение. Портье поверил, смягчился, написал на клочке бумаги номер, и я помчался наверх. Вижу — идет навстречу худенький, невзрачного вида паренек лет 25, не более, с полотенцем через плечо.
— Простите, — вы не знаете, где здесь номер такой-то? — обратился я к нему.
— А вы, наверное, из ДСК-3, за мной? — огорошил он меня встречным вопросом.
Я обомлел. По кинофильмам
— Идемте, — коротко сказал он.
Мы вошли в просторную в комнату, где сидели двое молодых мужчин.
— Знаете, ребята, — обратился к ним Высоцкий, — у меня уже два дня вертится в голове приличная мелодия, должна получиться хорошая вещица. — Он взял в руки гитару, уселся в кресло и вполголоса запел, вставляя отдельные фразы вперемежку с чем-то вроде «ля-ля-ля».
В тревоге я посмотрел на часы: до начала концерта оставалось 40 минут, а нам ехать далеко. Владимир перехватил мой взгляд.
— Ничего, успеем. — И проворно начал одеваться.
В этот момент вошли те двое, кого я безуспешно дожидался в вестибюле, и с ходу пригласили Высоцкого в машину.
— Э, нет, — тотчас вмешался я. — С меня довольно волнений. Мне поручено лично доставить вас, и я очень прошу вас ехать со мной. Машина — у подъезда.
Владимир улыбнулся и кивнул. За 5 минут до начала обеденного перерыва мы вошли в клуб.
Зал был переполнен. Несмотря на то что на контроле стояли лучшие наши спортсмены, многие прошли «зайцем».
— Представьте меня, пожалуйста, — тихо сказал Владимир, оставшись у входной двери.
Я вышел на сцену и сумел только взволнованно промолвить:
— У нас в гостях Владимир Высоцкий!
Буря оваций встретила эти слова и взлетевшего на сцену худощавого смеющегося паренька в черном свитере, с гитарой.
Это был необыкновенный концерт. Взволнованный горячим приемом, Высоцкий, фотографируемый со всех сторон, подробно рассказал о своем театре, о творческом пути. Посреди рассказа он вдруг расхохотался и попросил:
— Товарищи фотографы! Снимите, пожалуйста, вид из окна. Мы ведь больше никогда такого не увидим.
Действительно, с обеих сторон клуба, у огромных распахнутых окон стояли подъемные краны, на стрелах которых расположились рабочие, не попавшие в зал.
А потом Высоцкий пел. С воодушевлением, с подъемом. Было очень много новых песен.
Наконец, он запел «Парус». Мы уже знали, что этой песней он всегда заканчивает свои выступления. И точно. Сколько ему ни аплодировали, ни скандировали, он только улыбался, кланялся, прижимая руки к сердцу.
Зрители расходились, спешили отработать лишний час, проведенный на концерте.
— Знаете что? Давайте организуем еще один, вечерний концерт. Мне здесь понравилось выступать. Я чувствую аудиторию.
Он вытащил блокнотик, просмотрел записи и нашел «окно».
— Дата подходит?
— Конечно.
— Договорились. Начало в 7 часов вечера. Ехать за мной не надо, хватит волнений (лукавый взгляд в мою сторону). Привезут друзья. Буду точно.
…Публика вечернего концерта (он состоялся на следующий день — 22 сентября. — Ф. Р.) несколько отличалась от рабочей аудитории дневного: было много начальства, много нарядных женщин, в зале царила приподнятая праздничная атмосфера.
На этот раз Владимир почти не говорил. Он пел много и хорошо, но мне показалось, без того молодого задора и брызжущего веселья, которым он так поразил нас в первый раз.
Из задних рядов кто-то выкрикнул:
— Спойте «А на кладбище…» (имелась в виду популярная тогда песенка Михаила Ножкина «А на кладбище все спокойненко…»).
Высоцкий улыбнулся и мягко промолвил:
— Я чужих песен, как правило, не пою. Но если вам так нравятся песни о покойниках, спою свою на эту тему.
И запел чудесную песенку «Покойнички». Концерт продолжался около двух часов без перерыва и закончился опять «Парусом».
После ужина в узком кругу он сам предложил нам еще спеть. Тогда я услышал впервые «Баньку по-белому», «Баньку по-черному» и несколько других не исполнявшихся на концертах песен. Засиделись мы до двух часов ночи. Долго беседовали. Подарили Высоцкому множество фотографий, запечатлевших его дневной концерт, а он, не оставшись в долгу, подарил нам свои фотографии с автографами…»
Песня «Парус», о которой шла речь в воспоминаниях, была написана Высоцким еще в 1967 году и относилась к числу редких в творчестве певца — в ней не было сквозного сюжета. Но она очень нравилась самому Высоцкому, поскольку в трех ее куплетах было сконцентрировано столько эмоций, что их хватило бы сразу на несколько песен. Поэтому для финала концерта она подходила как нельзя лучше.
Кстати, той осенью 71-го Высоцкий написал похожую вещь — песню «Горизонт», правда, она была в четыре раза длиннее, но накал страстей был схожий.