Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
Потом оказалось, что записать песни — это полдела. Главное — получить разрешение на выпуск тиража, требовался новый завизированный наряд. Георгий Шахназаров, один из плеяды андроповских вольнодумцев, решил вмешаться в ситуацию. Тут, вспоминал си, раздался звонок, и властный женский голос спросил: «Это товарищ Шахназаров?». «Да, Екатерина Алексеевна», — ответил я, узнав Фурцеву.
Последовал диалог:
— Вы проталкивали пластинку с песнями Высоцкого?
— Да.
— Зачем вы это делали?
— Потому что это талантливый человек, которого зажимают, ему надо дать дорогу.
— Так вот, не вмешивайтесь не в свои дела.
—
— Я вас предупредила. Будете продолжать — вылетите! — и повесила трубку».
Ну, а режиссеры «Мелодии» по две-три песни расхватывали записи Высоцкого и потихоньку выпускали: сегодня — одну, завтра — другую, послезавтра — третью...
Позже была еще одна большая сессия звукозаписи на «Мелодии», фотохудожник Валерий Плотников сделал изумительные снимки для обложки будущего альбома. Но и записи, и иллюстрации еще долго пылились в архивах фирмы с пометкой «До особого распоряжения». Хотя новый союзный министр культуры Демичев клялся-божился «ускорить процесс». Они с Мариной были у него на приеме. Внешне все выглядело максимально доброжелательно. А Высоцкий смотрел на министра и почему-то вспоминал Бабеля: «Мы встретились со Сталиным и, к моему несчастью, друг другу не понравились».
Когда после смерти Высоцкого Марина поинтересовалась судьбой записей, ее, по словам Плотникова, просто отшили: «А кто вы теперь такая? Так, вдова...» Позже спохватились.
«ЧТО ОСТАЕТСЯ ОТ СКАЗКИ ПОТОМ?..»
Нина Максимовна всплеснула руками, узнав, что сыну предлагают заняться сказкой Кэрролла о девочке Алисе:
— А я ведь тебя хотела Алисой назвать. То есть, не тебя, конечно, — смешалась мама, — если бы вместо тебя родилась девочка...
— Святителям спасибо. А насчет сказки я еще ничего не решил.
Когда знакомый еще по Школе-студии Олег Герасимов предложил Высоцкому поучаствовать в дискоспектакле «Алиса в стране чудес», он искренне удивился: «А при чем тут я?..» Выяснилось, что Высоцкий к тому времени Кэрролла не читал. Владимир попросил книгу. А когда прочел, твердо решил отказаться. И, видимо, остался бы при своем мнении, если бы не Марина. Она только что закончила озвучивание Алисы в постановке парижского радио, и еще пребывала под обаянием сказки Кэрролла.
— Уговаривали мы Володю невероятно долго, — рассказывал Всеволод Абдулов. — Марина объясняла, что это лучшее произведение для детей. Дети всего мира читают его, и это будет замечательная работа... Это был штурм, эмоциональная лекция о мировом значении Льюиса Кэрролла, о предрассудках, мешающих восприятию классики, и о многом другом, касающемся поэзии...
Актер и режиссер Олег Герасимов уже имел опыт постановок детских сказок для «Мелодии». Загоревшись «Алисой», потерял покой. Когда были написаны первые главы, вспоминал он, возникла необходимость пригласить поэта. С «Мелодией» работало довольно много профессиональных поэтов. Но для такой сложной и нетрадиционной для нашей детской литературы вещи, как эта «сказка для детей и сумасшедших математиков», нужен был поэт, как ему казалось, необычный в такой же степени. Абдулов и назвал ему имя Высоцкого.
— Работа шла очень тяжело, — рассказывал Герасимов. — Временами Володя впадал в истерическое состояние (как, впрочем, и я); потому что не мог из-за
Победно — с восклицательным знаком! — завершил Высоцкий свой «Театрально-тюремный этюд на таганские темы» на 10-летие театра. И, следуя совету автора бессмертной поэмы «Москва — Петушки» Венички Ерофеева, немедленно выпил. Но это было вечером, после «Доброго человека из Сезуана», в банкетном зале ВТО.
А ровно в полдень 23 апреля в фойе театра зажглись свечи, и основоположники — «кирпичи» — Славина, Демидова, Кузнецова, Комаровская, Полицсймако, Петров, Колокольников, Возиян, Хмельницкий и Васильев — торжественно прошествовали мимо исторических афиш и пригласили всех на шампанское. Потом хлынул поток гостей с поздравлениями и подарками. Вознесенский соригинальничал, презентовал большого, розового, с голубыми глазами и красным лаковым ошейником щенка. Заверил, что это — волкодав и что он будет охранять театр...
Еще на заре «таганской юности» преданный друг театра, академик Капица обронил многозначительную фразу: «Во всех театрах мне скучно, потому что я все там знаю. А с Таганкой появилась новая эстетическая информация...» Позже его молодые ученики пытались посвятить Высоцкого в тайны математического анализа информационной нагрузки поэтических произведений. В качестве образца цитировали Пушкина.
Создавая стихотворную летопись родной Таганки, Высоцкий умудрился в каждую строку втиснуть столько битов информации, что досужему исследователю для расшифровки оной потребовалась бы уйма времени. «Этюд» был для знатоков. Но главное — ни один из сидевших за огромным праздничным столом не был обойден добрым словом — от «атамана» до последнего рубаки из «таганского казачества».
Высоцкий всегда с высоким пиететом говорил о работах своего театра, даже о тех спектаклях, к которым, казалось бы, не имел ни малейшего отношения. Для него это не имело никакого значения, все они были постановками его Театра, а потому не были «чужими». Он бывал на репетициях, принимал живейшее участие в обсуждениях, по душам беседовал с актерами. Критик, который похвалил тот или иной спектакль Таганки, становился его лучшим другом и удостаивался немыслимых комплиментов. Он переживал за судьбу «Живого», «Деревянных коней», пьес Петера Вайса. Автор, который приносил в театр свои произведения, молниеносно «кооптировался» им в «белый список» неприкасаемых классиков.