Владимирский централ. История Владимирской тюрьмы

Закурдаев Игорь Валерьевич

Однажды в камере заключенные очень сильно избили провинившегося, по их мнению, сокамерника. У того были переломаны ребра, нанесена черепно-мозговая травма. Специалисты обнаружили тяжелый ушиб мозга. Через две недели он встал на ноги. У врача-консультанта из обычной поликлиники буквально глаза полезли на лоб.

Ближе к концу XX века численность воров в тюрьмах значительно снизилась, а на свободе увеличилась, потому что появилась возможность стать «бизнесменами» и заниматься открытым бизнесом (с бандитским, конечно, душком). Если раньше по «понятиям» — воровским законам — настоящий вор должен был сидеть в тюрьме, то теперь он мог стать главой фирмы, негласно управляя криминальными сообществами. Во Владимирском централе «воры в законе» стали содержаться в единичных случаях. Питание для осужденных было скудное, в середине 90-х годов прошлого века эта проблема для учреждений уголовно-исполнительной системы была наиболее

острой. Пищу, которую раздавали на режимных корпусах, заключенные называли «баланда», а некоторым продуктам и блюдам давались интересные названия, как, например, «бикус» — капуста тушеная, немного кислая, «головастики» или «ратаны» — жареная рыба, а «бомжатина» — макароны быстрого приготовления. Что только не придумывали осужденные, чтобы украсить свой камерный стол! В советский период чай был запрещен в камерах, но все изменилось, наступило новое время, и чай стал доступен осужденным, они готовили из него «чифирь». «Чифирь» является одним из наиболее традиционных напитков, с употреблением «чифиря» связано много тюремных традиций и обычаев. Чтобы приготовить в камере «чифирь» на одного человека, необходимо на кружку половину пачки мелколистного чая или немножко больше крупнолистового. В ход обычно идет недорогой чай. Его добавляют в кипящую воду, все это не перемешивается, чай должен остаться на поверхности. Настаивают напиток в течение 10–15 минут. Употребляют «чифирь» горячим. По словам одного из заключенных, это «разговорный» напиток: его пьют в компании, делая по глотку и передавая напиток по кругу, при этом обсуждая разные новости и байки. А к «чифирю» готовили «рандолики» — это резанный кубиками черный хлеб, обжаренный на растительном масле с солью и приправами по вкусу. В праздничные дни готовили «торт», в котором использовали ингредиенты, присланные из дома в посылках или приобретенные в тюремном ларьке. В состав «торта» входило печенье — 1 кг, творог — 50–60 г., сливочное масло — 30–40 г., сгущенное молоко — одна банка, конфеты шоколадные — 500 г. Рецепт приготовления очень прост. Творог смешивается со сливочным маслом, потом добавляется сгущенное молоко и тщательно это все перемешивается. На печенье намазывается приготовленная смесь, затем отдельные печенья укладываются домиком друг на друга. После этого в миску укладываются конфеты, которые топятся на плитке, полученным горячим шоколадным раствором обливается построенный из печенья домик.

В настоящее время питание для осужденных существенно изменилось. Вот, например, раскладка продуктов и меню в сутки на одного человека по норме № 1 (рабочая).

•РАСКЛАДКА ПРОДУКТОВ•

ПО НОРМЕ № 1

Глава седьмая. Владимирский централ. Воспоминания ветеранов уголовно-исполнительной системы

< image l:href="#"/>

Встреча с ветеранами учреждения. Май 2011 г.

Павел Афанасьевич Ушаков с 1934 года служил в железнодорожных войсках НКВД на Западной Украине в городе Казатин. Основной задачей была охрана мостов и электростанции. Время было непростое. На всю жизнь ему запомнился один случай. Однажды в столовой во время ужина солдатик из Перми обмолвился: «А хлебушек-то черствый, при Ленине мягче был». Утром, когда прозвучала команда «Подъем!», этого солдата уже не было в части. Его кровать была аккуратно застелена…

Через два года Павел демобилизовался. Захотел устроиться на работу в город. Знакомый односельчанин, который служил в тюрьме, сказал, что сейчас набирают надзирателей. Его, как служившего в НКВД, охотно взяли. Так началась служба в знаменитом Владимирском централе — в то время Особой тюрьме НКВД. Об этом времени он рассказывает очень скупо, для него это табу, — до сих пор, через шестьдесят с лишним лет.

Порядки были очень строгие. Ни лишнего слова, ни лишнего шага. Уходя на службу, каждый раз прощался с семьей. Любой неверный шаг, любой донос — и ты сам мгновенно становишься заключенным и тогда можешь уже никогда не вернуться домой.

Павел Афанасьевич хорошо помнит начальника тюрьмы — Жана Георгиевича Дуппора. Отзывается о нем так: «Хороший был мужик!» В тридцать восьмом году он, начальник тюрьмы для политических заключенных, сам попал под молот сталинских репрессий. Тогда утром из Москвы приехало начальство и заступающему

наряду объявили, что Дуппор — враг народа, такой же, как те, кого вы охраняете. В тот же день его увезли в Москву.

Простому надзирателю не положено было знать имена заключенных. Для него они все были просто зэки. А люди были известные: председатель президиума РКСМ Ефим Цейтлин, секретарь Бухарина Семен Ляндрес, отец писателя Юлиана Семенова, а также крупные военачальники и директора предприятий. Рядовых не было. Вели себя тихо — ни одного случая неповиновения или грубости.

Строго по распорядку заключенных из каждой камеры выводили на прогулку в тюремный двор, который в то время был разделен высоким деревянным забором на отдельные сектора.

Долгое время Павел работал в корпусе с одиночными камерами, где сидели особо опасные «враги народа». Что происходило в стране, они не знали, им не положено было знать. Газеты заключенным не давали, только книги из тюремной библиотеки. Раз в неделю политзаключенные могли заказать продукты из ларька, которые разносил по камерам специальный сотрудник. У кого не было денег, приходилось туго, о каких-либо передачах с воли не могло быть и речи. Многие умирали, их хоронили ночью в общей могиле — Владимирское кладбище было рядом. Могилы скрывали, даже холмика не оставляли. Регулярно кого-то из «врагов народа» отправляли в Москву, многих там ожидали новые допросы и расстрел.

Отдельно в бараках содержались обычные уголовники — «бытовички». Много было бесконвойников, которые работали на территории тюрьмы. Порядки там были не такие строгие, да и охрана слабее. На памяти Ушакова случилось два побега, правда, дальше города беглецы не ушли, их задержала милиция. В политической тюрьме побегов не было никогда.

В 1939 году несколько сотрудников Владимирской тюрьмы, как наиболее подготовленных и политически грамотных, в том числе и Павла, вместе с семьями направили на укрепление в Западную Украину, в тюрьму города Коломыя. Там и застала его война. Он был направлен в действующую армию, артиллеристом. Война для него закончилась только в 1946 году, после уничтожения в Литве банд «лесных братьев». Домой вернулся с боевыми наградами: орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны II степени. Но даже среди ужасов войны особые воспоминания — тридцатые годы, — жестокое, беспощадное время и Владимирский централ, стены которого хранят одну из самых мрачных страниц истории России.

ВИКТОР ВЯЧЕСЛАВОВИЧ МАМЧУН, НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ В 1994–1995 ГОДАХ

«Хорошо помню 1993 год, когда принимал Владимирский централ, как начальник учреждения. Слишком много тогда там было «самоуправления», — в тюрьме верховодили три «вора в законе»: Бойцов по кличке Боец, Резо Цицишвили — Цыцка, и Саша Северов — Север. Они сидели втроем в одной камере, которая фактически представляла «мозговой центр» тюрьмы. Контролеры даже боялись войти к ним в камеру, можно сказать, исполняли роль обслуги. Воры стали требовать нового начальника к себе на поклон, для разговора, укрепляя свой авторитет и «воровские порядки». Жаловались по разным пустякам: и это им не нравится, и то. Нагло кричали: «Хозяина давай!» Они хотели поставить меня в зависимое положение, испытывали на прочность.

Я к ним не ходил принципиально. Это была настоящая война нервов, но ситуацию надо было рано или поздно разрешать. К такому серьезному повороту событий я был готов и знал, на что иду. Ведь до этого четыре года, с 1984-го по 1988-й, пока не стал начальником владимирского СИЗО, занимал должность заместителя этого учреждения по режиму и охране. Подстраиваться под «воров» я не стал. Был вызван спецназ, представители областной и специализированной прокуратуры, от Управления исполнения наказаний заместитель начальника по оперативной работе подполковник Вилков. Спецназовцы в масках встали в ряд в коридоре, и воров стали поочередно выводить из камеры. Боец и Цыцка пошли спокойно, сохраняя достоинство, а Север стал возмущаться. Получив чувствительный удар резиновой дубинкой, сразу успокоился. В их камере при обыске нашли большой клок анаши, который открыто торчал из батареи, и валюту, — 600 долларов и 200 немецких марок.

День Победы. Дети дарят цветы ветеранам учреждения

В моем кабинете состоялся принципиальный разговор. Я открыто, в присутствии прокуроров, заявил: «Если хотите обострения, — все может закончиться силовыми методами, но своей цели вы не добьетесь. И тогда вы сами ответите перед своими собратьями за бесцельное кровопролитие». Тогда был печальный пример подавления бунта в июле 1992 года в Вязниковской колонии с неутешительными для зачинщиков беспорядков итогами. Погибли несколько осужденных.