Владивосток
Шрифт:
Панов, Виктор Ананьевич (1854 — 1922, Владивосток) — журналист, краевед, востоковед. Окончил Техническое училище Морского ведомства и вступил в действительную службу (1 июня 1871, Кронштадт). Служил в Сибирской флотилии (20 дек. 1875 — 23 дек. 1878), переведен обратно в Сибирскую флотилию (31 авг. 1879). Соредактор газеты «Владивосток» (1885). Заведовал мореходными картами и инструментами при управлении дирекции маяков и лоции Восточного океана (8 марта 1886 — 6 марта 1893). Директор маяков и лоции Восточного океана (30 июня 1887—1 мая. 1889). Зав. Владивост. Александров, мореход. классами (1890 — 1902). Отв. редактор и издатель газеты «Дальний Восток» (25 окт. 1892 — конец янв. 1920, нерегулярно в 1921 и 1922). уволен в отставку по прошению с мундиром и с производством в капитаны корпуса флотских
ИЗ КНИГИ О ЛАНЦЕПУПАХ
В конце своей жизни П.В. Шкуркин начал писать свою книгу — воспоминания «Ланцепупы: Галерея дальневосточных портретов». Один отрывок из нее был опубликован в сан-францисской газете «Новая заря» в марте 1936 г.
«Среди лиц, формально или по духу примыкавших к знаменитым ланцепупам (о которых до сих пор черной лжи написано гораздо больше, чем правды), — была одна любопытная и красочная личность, не так давно сошедшая с жизненной сцены.
В конце 80-х и в 90-х прошлого века "процветал" во Владивостоке нотариус Владимир Федорович А-с. Жил он на углу Ботанической и Ключевой улиц в несуществующем теперь старом деревянном доме в глубине двора, в котором впоследствии помещалась редакция и типография первой "вольной", не субсидированной, во Владивостоке газеты (называлась она, кажется, "Дальневосточный вестник"), принадлежавшей доктору Сущинскому.
Сам А-с — высокого роста, худощавый, с густыми, всклокоченными твердыми волосами на голове, маленькою неаккуратной бородкой, росшей только на подбородке, дерзкими серыми глазами, скрипучим голосом и полным непризнанием общепринятым в "хорошем" обществе условных форм обращения или даже просто вежливости, — он на первый взгляд производил неприятное впечатление. Небрежность его костюма и чересчур откровенная речь еще более это впечатление усиливали. Словом, это был бы типичный член "клуба лапцепупов", в который его неоднократно приглашали незадолго до закрытия этого клуба правительственной властью в 1887 г. Но А-с отказывался вступить, быть может, потому, что он больше одной рюмки не пил, а следовательно, он не мог бы выдержать обязательного при вступлении в клуб испытания.
Но при дальнейшем знакомстве неблагоприятное впечатление постепенно ослаблялось и в конце концов заменялось симпатией к нему. Это происходило потому, что А-с был человеком на редкость честным и правдивым; он много читал, познания его в самых разнообразным областях были весьма обширны. Отличный музыкант (на пианино и виолончели), он почти не знал нот, а играл только по слуху, часто подпевая себе весьма противным голосом. Был прекрасным рассказчиком — но только того, что он сам видел. А чего только он ни видел и где ни бывал за время своей бродяжнической жизни! При ближайшем знакомстве он оказывался чрезвычайно добрым, отзывчивым и мягким, что очень противоречило его растрепанной, нарочито-неряшливой фигуре и грубоватой манере говорить. А говорил он совершенно одинаково с китайцем — разносчиком товаров, с солдатом, офицером, губернатором, дамой общества или с любым из своих клиентов.
В общем — все относились к нему хорошо, но побаивались его не стесняющегося ничем языка.
Я много слышал о нем раньше, но в первый раз увидел его при следующих обстоятельствах.
Как-то раз в 1889 году был вечер в гарнизонном собрании, помещавшемся в казарме Восточно-Сибирского линейного полка. Барышня, танцевавшая с мичманом, как-то встала со своего стула. Бывший тут же А-с быстро сел на ее место и громко сказал:
— Ну, теперь я узнаю ваши мысли!
Соседи фыркнули, барышня ничего не поняла и только хихикала. Но мичман побагровел. Когда через минуту А-с встал и возвратил барышне ее место, к нему подошел мичман и потребовал, чтобы А-с попросил извинения у барышни.
— В чем?
— Вы ее оскорбили!
А-с тотчас подошел к барышне:
—
Девушка с недоумением вытаращила глаза:
— За что? Я не знаю... нет... — проговорила она растерянно. А-с вернулся к мичману:
— Вы, мичман, ошиблись; барышня даже не знает, за что ей можно на меня обижаться!
— Да, но вы обидели и меня, ее кавалера. Я требую от вас удовлетворения!
— С удовольствием удовлетворю и вас, и ее, если вы сейчас пойдете со мною к ней и объясните ей, за что именно она должна на меня обижаться!
Назревало столкновение, недопустимое в стенах гарнизонного собрания; дали знать дежурному старшине — штаб-офицеру, который направился к ссорящимся. Кроме того, мичман не рискнул объяснить барышне, чем, по мнению А-са, она думала, — и инцидент был исчерпан.
Весь жизненный путь А-са, начиная с его происхождения, был необычен. Был он, по его словам, внуком одного из президентов Северо-Американских Соединенных Штатов. Отец его приехал по делам в Россию. Здесь его покорила женская "славянская душа"; он женился на русской и остался в России навсегда. Единственный ребенок этой русско-американской семьи, мальчик, воспитывался под обоюдным влиянием и отца, и матери; вероятно поэтому в нем удивительно сочетались русская мечтательность, идеализм, доброта, мятущийся дух, стремление к таинственному и мистическому, — с американским порывом к опыту, практичностью, трудолюбием и неспособностью опускать руки ни при каких неудачах, а также пренебрежением к условностям и общепринятой морали.
Мальчик поступил в классическую гимназию и окончил ее, а затем, по чьей-то протекции, был принят в Александровское военное училище в Москве (в которое принимались по уставу только окончившие существовавшие тогда военные гимназии).
Из училища А-с был выпущен офицером в один из туркестанских батальонов. Но офицером пробыл недолго: что-то с ним случилось, он оказался "выброшенным на улицу", и вместо строевой службы ему нежданно-негаданно пришлось сделаться участником экспедиции, производившей раскопки на месте древнего Афросиаба. Занятие археологией было, вероятно, не слишком прибыльным, потому что вскоре он... пешком отправляется в Москву. И дошел, — это из Туркестана-то!..
Через год он держит специальный экзамен, выдерживает его и делается помощником присяжного поверенного. Но недолго он пробыл в Москве и скоро очутился во Владивостоке нотариусом
Конкурентов у него не было, и зарабатывал он много. Определенной таксы за нотариальные работы у него тоже не было: с богатых он брал во много раз больше того, что следовало по закону, с бедных — меньше, а с неимущих — не брал ничего.
Катался он, как сыр в масле: общественное положение — хорошее, денег — много, друзей — тоже, с женщинами — незнаком; чего бы, казалось, ему еще больше нужно?! А вот, поди ж ты, бросает нотариальное дело и строит кирпичный завод. Да не простой, в котором, по старинке, кирпичи выделывались бы ручным способом из глины, — а выписывает для завода из Америки специальные машины, прессующие кирпичи прямо из глинистого сланца. Убил он на эти машины почти все свои деньги. Завод стал работать полным ходом, но... инженерное ведомство, производившее тогда во Владивостоке большие работы, предпочитало брать кирпич у небольших китайских заводов, а от кирпича А-са отказалось: кирпичи у него выходили всегда с трещинами, да и размера меньшего, чем требовалось кондициями...
Неудача ли с заводом или что-либо другое повлияло на А-са, но только он вскоре очутился в психиатрической лечебнице, где пробыл шесть месяцев. Выздоровев и вернувшись во Владивосток, он ликвидировал кирпичный завод и купил на вырученные деньги заимку ("фарму") на реке Лянчихэ (Лянь-цзы-хэ). Заимка была большая на великолепном месте, как: раз около нынешней железнодорожной станции Океанской. Дело было поставлено широко, с американским размахом, но почему-то оно давало одни убытки.
Пришлось ликвидировать и фарму. На вырученные деньги А-с купил себе получастка земли во Владивостоке на углу Ключевой и Пушкинской улиц (контр-визави от выстроенного впоследствии здания Восточного института, теперь университета); другую половину этого участка с домиком купил знаменитый Ландсберг, освободившийся с Сахалина (о нем — в другой раз). А-с выстроил себе кирпичный дом по своему вкусу как раз против старой лютеранской кирхи и снова открыл в нем нотариальную контору.