Владычный полк
Шрифт:
Для начала он заговорил с Андреем по-немецки. Андрей с ходу перевел. Подьячий залопотал по-английски – Андрей и тут не оплошал.
– А латынь или греческий разумеешь?
Не дожидаясь, когда с ним заговорят, Андрей сам заговорил на латинском.
– Ты гляди-ка, не врешь. И толмачишь чисто. Где научился?
– С купцами в заморские страны ходил, вот и научился.
– Да сколько же тебе лет?
– Уже двадцать семь.
Подьячий захохотал.
– Двадцать семь! Вьюнош совсем! У нас в толмачах мужи
Андрей вытащил из-за отворота рубахи крест.
– Вот и славно. Жалованье для начала небольшое положим – рубль в год. А там видно будет. От старания, радения твоего и от языка все зависит.
Андрей откланялся. Домой он возвращался в приподнятом настроении. Теперь, коли на службу его берут, надо некоторые вопросы решить, и в первую очередь – жилье снять. Егор пусть здесь останется, он вполне сносно торгует. Ему самому тут опасно, опознать в новом обличье могут. А среди москвичей у него знакомых почти нет. Вернется из Новгорода Леонтий – надо будет его снова к Гермогену отправлять. Жалко парня, дорога – не сахар, но дело важнее.
– Егор, с завтрашнего дня я в Посольском приказе толмачом буду.
– Поздравляю.
– Я не о том. С утра на службу иду, и ты теперь один торговать будешь. Сними мне завтра угол или комнату недалеко от Ивановской площади. Сам понимаешь, теперь транспорта у меня не будет, пешком ходить придется – откуда у бедного толмача лошадь?
– Сделаю. У Василисы где-то там родня живет.
– Уж очень ты осведомлен о Василисе, – не удержался от колкого замечания Андрей.
Егор смутился.
На следующий день Андрей собрался на службу. Вчера он ножи с собой не брал, только поясом опоясался – и правильно сделал. На входе в посольство стрелец осмотрел его внимательно, но не обыскивал. А в общем зале, где писцы сидели, Андрей видел, что при них оружия нет. Конечно, в Посольском приказе иностранцы бывают, купцы, послы всех рангов. Их безопасность на принимающей стороне лежит – так же, как и жилье и питание.
У двери Посольского приказа стоял вчерашний стрелец. Он остановил было Андрея, но тот сказал, что он – вчерашний толмач, подьячего Грамотина человек.
Сам подьячий, Иван Тарасьевич, уже на месте был. Он придирчиво осмотрел Андрея.
– Ты следи, чтобы одежда чистая всегда была и не рваная, а сапоги чищены, чтобы перед иноземцами не зазорно было. Пойдем со мной.
Его повели к старшему подьячему, Василию Щелокову. В приказе служил еще его брат Андрей. Оба были бояре, и их кознями был смещен первый дьяк Посольского приказа Иван Висковатый.
Андрея обязали принести клятву: «Хранить государеву тайну, не красть казны, толмачить правду» и обязали целовать на том крест.
Клятву Андрей принес, крест поцеловал, вот только тайну хранить он не собирался. Нет, рассказывать государственные тайны на торгу
Сначала его посадили переводить бумаги, и весь день он над ними корпел. Бумаг было много, но все второстепенные. Больше времени тратилось не на сам перевод, а на писание по-русски. По многолетней привычке хотелось писать по современным правилам, а приходилось – по-старославянски. Пару раз подходил Иван Тарасьевич, смотрел из-за плеча.
– Пишешь как курица лапой. С разговорной речи толмачишь с ходу, а с письмом неважно.
Андрей и сам это видел.
– Ничего, подучишься, Москва не сразу строилась. Завтра татары из Казани приедут, переводить будешь.
– Так они же не иноземцы, покорил Иоанн Васильевич Казань-то, – искренне изумился Андрей.
– Посланник торговый прибудет. Коли примучили их к миру, то и торговать надо. Они условия знать должны.
На следующий день к полудню в Посольскую избу вошли татары. Вошло их много, человек двадцать, все в цветастых халатах под шубами, на голове – лисьи малахаи.
Переговоры вел Андрей Щелоков. Кижеватов переводил бойко.
Когда татары, подписав документы, вышли, подьячий спросил:
– Новенький?
– Так и есть.
– Я татарский язык знаю. Ты хорошо толмачил, ни слова не упустил. И суть не исказил.
– Спасибо за доброе слово.
А на третий день и вовсе неожиданное случилось. Андрей трудился, переводя с английского торговые грамоты – послабления для купцов английских. Неожиданно поднялась суматоха. Он невольно оторвался от работы и увидел: из дверей в Посольскую избу вошел сам царь в окружении свиты.
Подьячие согнулись в дугу. Андрей тоже поднялся из-за стола и поклонился. Встреть он царя на улице и без свиты – не узнал бы. Одет Иоанн был в монашеский подрясник, на голове – черный клобук, в левой руке – посох, правда, непростой, каменьями самоцветными навершие украшено. Такое монаху не по карману будет.
Выглядел Иоанн высохшим, аскетичным, по коже – коричневые пятна, как у старика. Взгляд из-под насупленных бровей пронзительный, борода седая, как и волосы на голове, выбивающиеся из-под клобука.
Ни слова не молвив, Иоанн проследовал в комнату думного дьяка. За ним – многочисленная свита, все – опричники.
«Эх, сейчас бы пистолет! – с тоской подумал Андрей. – Один точный выстрел – и история Руси по-другому пошла!» Но история не знает сослагательного наклонения.
– Ты чего соляным столбом застыл? – спросил его толмач из-за соседнего стола. – Царя-батюшку в первый раз видишь?
– В первый. – Андрей сел.
– Коли в переговорах толмачить возьмут с послами иностранными, за плечом его стоять будешь – даже ближе, чем я от тебя.