Владыка мира

Ратерфорд Алекс

Акбара переполнило отчаяние от такой бездумной, упрямой гордости и такого ограниченного взгляда на вещи. На мгновение падишах подумал, не сказать ли ей о предупреждениях суфия о том, что могло случиться в будущем, но он знал, что она не послушает. Пусть будет так, но он не желает, чтобы сына воспитала такая женщина.

– Очень хорошо. Я уважаю твою волю. Но тому, чего ты просишь, есть своя цена. Ты сможешь беспрепятственно видеть Салима когда захочешь. Однако я намереваюсь отдать его на воспитание своей матери. У Моголов наследника часто воспитывает старшая женщина в роду, а не кровная мать. Она назначит кормилицу, что также принято у Моголов. Мой сын будет воспитываться как могольский принц, а не как раджпут.

Хирабай

смотрела на него, не сводя глаз. Если он ожидал увидеть горе или ярость, то ошибся. Она только плотнее сжала рот – это все, что выдало ее волнение.

– Ты – падишах. Твое слово – закон. – Хирабай сказала это высокомерно, даже надменно.

Он приехал к ней сегодня, чтобы дать ей последний шанс, но ничего не изменилось – открывать свое сердце для него она не желала.

Глава 10

Чудо света

– Ты оказал мне большую честь и возложил на меня большую ответственность, повелитель.

– Я знаю, что ты покажешь себя с наилучшей стороны, Абуль Фазл. Я хочу, чтобы летопись моего правления стала завещанием будущим поколениям. Ты должен писать правдиво – как о плохом, так и о хорошем. Не стремись просто польстить мне.

– Каждое мое слово будет начертано пером, славящим искренность.

Акбар подавил улыбку, глядя на своего недавно назначенного главного летописца. Хотя у него были и другие писцы, он начал понимать, что нужен человек, способный на большее, чем просто записывать его слова – кто-то, кому он сможет доверять, рассказывая о себе, и кто сможет описать все важные моменты его правления, даже когда он сам будет отсутствовать. Абуль Фазл был кривоногий человек немного моложе Акбара. У него была бычья шея и маленькая темная родинка в углу левого глаза. Его отец шейх Мубарак, ученый богослов, привез свою семью ко двору Моголов несколько лет тому назад. Навыки Абуль Фазла и как военачальника, и как знатока придворной дипломатии уже снискали внимание Акбара, но именно его визирь Джаухар рекомендовал ему на эту должность, заметив, что «лукавый и возмутительный льстец Абуль Фазл все же умен и предан; он блестяще умеет оказываться в центре событий и справится с задачей успешнее, чем более скромный или уходящий в сторону человек». Конечно, сияющая улыбка на чисто выбритом лице летописца сказала Акбару, что он весьма доволен оказанной ему честью.

– Ты должен уделить особое внимание описанию реформ, которые я намереваюсь провести в области управления империей. Эта летопись главным образом должна стать назиданием для моих преемников.

– Безусловно, повелитель.

Абуль Фазл подал слуге знак взмахом руки, унизанной множеством колец. Тот поставил перед ним вырезанную из тутового древа наклонную доску для письма и вручил ему бумагу, перо и чернила.

– Тогда приступим.

Акбар встал и начал прохаживаться взад-вперед по своим покоям. Через арочный проем он видел, как слуги шествуют на верблюдах вдоль залитых солнечным светом берегов Джамны, а по ту сторону воды его придворные – у одного был ястреб на запястье – шли на охоту. Ему очень хотелось сейчас оказаться вместе с ними, но дело всегда должно быть превыше удовольствий.

– Я уже принял несколько важных решений. Во-первых, я хочу ввести единую иерархию для всех своих чиновников. Каждый из них, и не только на военной должности, будет числиться командующим определенным числом воинов. Это тебя удивляет, Абуль Фазл, но в такой большой и разрозненной империи я должен найти способ сделать управление единообразным и последовательным. Даже главный распорядитель дворцовой кухни будет задействован – к нему будут относиться шестьсот воинов. Ты, как мой советник и летописец, получишь в командование четыре тысячи.

Абуль Фазл довольно улыбнулся и снова склонился над своими бумагами, а Акбар тем временем продолжил:

– Далее.

Некоторые земли в моей империи будут считаться собственностью падишаха. Мои чиновники будут взимать здесь подлежащие выплате подати и переводить их прямо в мою казну. Остальная часть моего государства будет разделена на джагиры – феодальные наделы – и роздана в качестве поместий знати и военачальникам. Те будут собирать на этих землях подати и осуществлять здесь власть взамен на обязанность предоставить согласованное число воинов для падишаха. Таким образом, если я начну войну, то смогу быстро собрать многочисленную и хорошо обученную армию.

– Смогут ли держатели завещать свой джагир сыновьям, повелитель?

– Нет. С их смертью джагир возвращается падишаху и тот распоряжается им по своему усмотрению. – Акбар помолчал. – Я делаю всю знать слугами империи и оставляю за собой право выгнать непокорного из джагира или отобрать свою собственность после его смерти. Так я могу заручиться их верностью и воспрепятствовать тому, чтобы любой из них составил заговор против меня.

Падишах замолчал, и какое-то время тишину нарушал лишь скрежет длинного пера с наконечником из слоновой кости, которым писал Абуль Фазл.

– Все ли здесь ясно? Ты записал все, что я сказал?

– Да, повелитель. Я записал точно и достаточно подробно для всех, кто прочтет мой документ, чтобы извлечь выгоду из твоей великой мудрости, небывалой прозорливости и государственного гения в даровании порядка вашим новым владениям.

И почему Абуль Фазл всегда так многословен? Акбар иногда не мог взять это в толк. Похоже, летописец думал, что многословная и неустанная лесть – верный способ завоевать расположение Акбара. Наверное, это свойственно персам, хотя Байрам-хан был совсем не такой… Воспоминания о старом наставнике и о том, как он с ним обошелся, все еще болезненно отдавались в душе, и Акбар решительно выкинул эти мысли из головы.

– Давай выйдем на улицу. Далее можно поговорить там.

Акбар повел его из своих покоев во внутренний двор, где играли трое его сыновей. Пятилетний Салим ехал в маленькой повозке, которую тянули Мурад, всего одиннадцатью месяцами младше, и Даниал, которому было три с половиной года. Они пока еще не заметили, что отец вместе с Абуль Фазлом стоит в тени дерева, и продолжали игру. Салим рос быстро. Он унаследовал от Хирабай стройное и гибкое тело, густые темные волосы и глаза, обрамленные длинными густыми ресницами. Мурад почти догонял его по росту, однако имел крепкий стан, больше походя на Акбара, но с чайного цвета глазами, как у его матери, раджпутской принцессы из Джайсалмера. Младший Даниал, по-детски пухлый – сейчас он изо всех сил спешил вслед за Мурадом, – пока еще не напоминал ни Акбара, ни свою мать, красавицу персиянку. Акбар смотрел на детей с удовлетворением, которое всегда чувствовал, глядя на них. Как и предсказывал шейх Салим Чишти, у него три крепких сына.

– Смотри на них, Абуль Фазл. Мог ли я сделать больше, чтобы обеспечить преемственность, чем стать отцом троих таких здоровых мальчишек, и разве есть для моей империи основа надежнее? Всевышний благоволит мне.

– Да, и в самом деле, повелитель. Он пролил на вас свой небесный свет.

Тележка остановилась с другой стороны внутреннего двора, и Мурад стал залезать в нее, заявив, что сейчас его очередь. На мгновение воспоминание о предостережении суфия нарушило ход мыслей Акбара. Следует обратить пристальное внимание на образование сыновей и внимательно следить за малейшими проявлениями соперничества или ревности между ними, думал он, продолжая пристально за ними наблюдать. Но Салим со смехом уступил свое место в тележке Мураду, и у того лицо расплылось в довольной улыбке. Они ведь совсем еще дети… Какой он глупец. Должны пройти годы, прежде чем придет пора волноваться, – если такой день вообще настанет…