Владыка Севера
Шрифт:
— Это и не твоя земля тоже, — сказал Маврикс. — А если я так слаб, то почему же я теперь стою перед тобой?
— Ты стоишь передо мной, как я уже говорила, из-за коварства хитрого смертного, чье сознание притаилось в тебе, — ответила Волдар, — и я не удивлюсь, что именно его хитрость позволила тебе одолеть моих помощников.
— Ха! Мне это нравится! — Маврикс вытянулся во весь рост, всем своим видом демонстрируя, что оскорблен. — Сначала ты в первую очередь обращаешься к этому смертному, затем говоришь, что считаешь его
Джерин вдруг ощутил себя мышью, имевшей несчастье оказаться посреди лужайки, на которой столкнулись медведь и длиннозуб. Теперь даже не имело значения, кто из парочки спорщиков победит, поскольку не тот, так другой мог запросто раздавить его в ходе схватки.
И все же схватка началась не сразу. Волдар явно призадумалась, удивляясь, что Маврикс сумел-таки до нее добраться. Он же, в свою очередь, тоже пребывал в замешательстве, разглядывая богиню, господствовавшую над такими грозными божествами, как те, каких он только что одолел.
Неожиданно он заговорил сладким, убедительным, искушающим голосом:
— А зачем нам вообще ссориться, богиня гради? Ты можешь быть очень привлекательной, когда захочешь, я это чувствую. Почему бы нам не заняться любовью? Как только ты познаешь истинное наслаждение, тебя уже не будут так привлекать смерть, гибель и холод.
И он принялся наигрывать на своей свирели мелодию, которой пастух заманивает пастушку на укромный лужок теплым летним вечером.
Но Волдар не была пастушкой, а Домгради не ведал тепла.
— Ты не соблазнишь меня и не собьешь с толку, чужеземный бог. Пусть твое сладострастие застынет и заледенеет, а твой пыл иссякнет.
— Я и есть пыл, целиком и полностью, — сказал Маврикс, — и именно я разжигаю его в других существах. Я попытаюсь разжечь его и в тебе, чтобы обучить тебя некоторым жизненным проявлениям, о которых ты, кажется, не имеешь ни малейшего представления.
— Я уже сказала тебе, что не восприимчива к твоим уловкам. — Голос Волдар сделался резким. — Покинь Домгради немедленно, и тогда ты не пострадаешь. Если же ты останешься, то скоро спознаешься с последствиями своего безрассудства.
— Я и есть безрассудство, — произнес Маврикс тем же голосом, что и в тот раз, когда объявлял себя «пылом». Джерин подумал, что, вероятно, правда и то и другое. Пыл всегда толкает на безрассудства. Быть может, бог вина именно это и имел в виду.
— Ты глупец, безусловно. — Волдар говорила таким же тоном, которым Джерин отчитывал за дурацкие выходки своих вассалов. — Очень хорошо. Если желаешь оставаться глупцом, оставайся, но держи ответ. — И, подняв свой громадный топор, она двинулась на Маврикса.
Все ситонийские притчи о боге плодородия представляли того отъявленным трусом. Лис, и сам был однажды свидетелем его постыдного бегства, хотя к тому не имелось никаких веских причин. Поэтому он был почти уверен, что Маврикс бросится прочь при виде
— Ты и вправду взяла в руки боевой топор или просто решила поохотиться за моей «пикой»? — И его «пика» тут же вздыбилась, не оставляя у Волдар никаких сомнений в плане истолкования его слов.
Она прорычала что-то, Джерин не понял, что именно. Возможно, и к лучшему. Затем взмахнула топором так, что любой из воинов, ей поклонявшихся, счел бы за честь право назвать своим подобный замах. Интересно, подумал Джерин, что случится, если удар достигнет цели? Скорее всего, ситонийскому пантеону понадобится новое божество.
Но удар не попал, куда нужно. В воздух взметнулся не только фаллос Маврикса, но его прут, отбивший в сторону грозное лезвие. Тоненький тирс, казалось, должен был переломиться, но внешний вид зачастую обманчив, особенно когда речь идет о богах.
Обманулась и Волдар. И закричала от ярости, обнаружив, что ей помешали.
— Тихо, тихо, — сказал Маврикс слащавым, утешающим тоном и, потянувшись, похлопал ее, но вовсе, кстати, не утешающе, по голому заду. Джерин не понял в точности, как это произошло. То ли у бога удлинилась рука, то ли, как это подвластно одним лишь богам, он изменил свое положение, а в следующую секунду вернулся на прежнее место.
Как бы там ни было, его действие еще больше озлобило Волдар. Ее следующий выпад, выражаясь метафорически, наверняка «обезоружил» бы Маврикса. Но тот вновь вскинул прут и отразил удар, хотя примостившийся на одном из краев его сознания Джерин ощутил, каким усилием ему это далось. Маврикс не был богом войны, тогда как Волдар, казалось, существовала лишь ради завоеваний.
— Сможешь ли ты справиться с ней? — спросил он у ситонийского бога.
Этот вопрос имел для него весьма существенное значение. Если Волдар одолеет Маврикса, останется ли его собственный дух навсегда в Домегради? Более мрачной участи себе и представить было нельзя.
— Вскоре мы это узнаем, не так ли? — ответил Маврикс.
Это было не самым ободряющим ответом из тех, которые Лис хотел бы услышать.
Очень скоро он убедился, что Маврикс уступает своей противнице. Ситонийский бог сражаться действительно не умел.
Он пытался соблазнить Волдар, распалить ее, довести до безумия. Она же, напротив, мрачно концентрировалась на том, чтобы причинить врагу как можно больше вреда и, по возможности, уничтожить.
Чем дольше они сражались, тем больше Джерин тревожился, что ее намерения и вправду осуществятся. Эта битва не походила на те, что Маврикс вел с другими богами гради. Она казалась Лису одной из тех жестоких отчаянных схваток, когда речь может идти только о выживании, а не о чем-либо другом. Волдар и Маврикс били, колотили и проклинали друг друга, причем их проклятия отзывались в них так же тяжело и болезненно, как тычки и удары.