Владыка Смерти
Шрифт:
Даже Верхний Мир не мог не противостоять такому могущественному и длительному колдовству, да и небесный водоем, как верно заметила колдунья, был всего лишь стеклянным.
Бунтарка Кассафех своим вызовом: «Хотела бы я, чтобы мы оба — я и колодец — были распечатаны», — подсказала Симму решение.
Стоит взломать печати на колодцах девяти дев-хранительниц и небесный колодец над головой тоже даст трещину.
А если бы девять дев не охраняли земной колодец, то, может, так никогда и не был бы найден путь к воде бессмертия.
У Кассафех, девятой девы, были свои ритуалы. Тем утром в лучах восходящего солнца она как
Однажды она нашла на берегу небольшого пруда подходящий камень, обмазала его черной глиной с берега и назвала «богом». Часто приходя сюда, Кассафех всячески оскорбляла и поносила этого «бога», постоянно хулила его в надежде на какое-нибудь знамение, которое подтвердило бы существование Черного Бога Вешума. Даже смерть казалась ей предпочтительнее предстоящих шести лет заключения в саду. Правда, ей казалось так лишь потому, что она до сих пор не видела настоящей смерти.
И вот она вновь оказалась перед камнем; мягкие волосы бледно-золотым дождем струились по ее плечам, а глаза приобрели стальной оттенок.
— Ну же, — ехидно говорила она, — порази меня молнией! Как я тебя ненавижу — то есть ненавидела бы, если бы ты на самом деле существовал! Но ведь тебя же нет! — И тут она швырнула в камень куском грязи.
Тут из-за дерева выскользнула первая дева. Робея и смущаясь, она подошла к Кассафех и прошептала:
— Это был сон или это и правда была ты, милая Кассафех?
— Я? — опешила Кассафех, изумленная таким неожиданным знаком внимания.
— Ты, милая Кассафех! Ведь это ты задула мой светильник и попросила помощи. Конечно же, я помогу тебе, обещаю. Но только я не поняла, что произошло между нами… Ты ведь расскажешь мне… или… Может быть, ты сделаешь это еще раз? — И ее рука нежно обвилась вокруг талии Кассафех.
Но та оказалась вовсе не такой ласковой, какой была ночью, пальцы распечатанной девы коснулись совсем другого тела.
— Кассафех, может, ты думаешь, я обижаюсь на то, что ты поранила меня? Правда, на простыне осталось пятно крови, похожее на розу, но ведь эта кровь отдана Богу, я не сомневаюсь… — И первая дева поцеловала Кассафех в губы, что той и вовсе не понравилось.
— Да оставь же меня! — вскрикнула Кассафех и, вскочив на ноги, убежала.
Но на следующей поляне она столкнулась со второй распечатанной девой.
— А, Кассафех, — сказала та, с ухмылкой глядя на нее. — Что это ты задумала ночью? Прокралась в мою комнату, рассказала какие-то сказки, а потом легла со мной! Как непристойно все получилось! Боюсь, ты мне что-то повредила. Утром я нашла на постели красное пятно — по-моему, это была кровь. Но, — добавила она, подойдя ближе и нетерпеливо ухватившись за рукав платья Кассафех, — это неважно. Никто не узнает.
— Но я же ничего такого не делала, — отбивалась Кассафех.
— Как же! — усмехнулась дева, ткнувшись носом в ухо дочери духа. — Что-то ты все-таки делала, и ты сделаешь это еще раз. Никогда не думала, что ты такая ловкая. Погасить свет и шептать сказки о том, что тебе нужно мое утешение; и все для того, чтобы заняться такой гадостью! — Вторая дева засмеялась и решительно ухватила Кассафех за ягодицы. Кассафех укусила ее и бросилась бежать.
Но только она вбежала в лес, как чуть не упала, споткнувшись о третью деву, лежавшую на траве.
— Что случилось? — нерешительно спросила Кассафех, увидев, что та плачет.
Вдруг
— Ты! Ах, злодейка! Как ты могла сотворить со мной такое… такую… гадость вчера ночью?!
— Это не я! — закричала Кассафех.
— Ты! Больше некому! Я никогда не забуду, как ты лгала мне в кромешной тьме, как ты навалилась на меня своим телом, и эти восхити… ужасные вещи, которые ты заставила меня делать. Мне было больно, а когда я кричала и просила продолжать… то есть, я имею в виду, прекратить… ты засмеялась каким-то чужим грубым голосом. Кассафех, я никогда не прощу тебе того алого пятна, которое я обнаружила. Я все время думаю о том восторге… или, вернее, ужасе… который я пережила из-за тебя…
Кассафех посмотрела на свою лодыжку, в которую намертво вцепилась третья дева.
— Послушай, — сказала Кассафех, — отпусти мою ногу, а я лягу рядом и утешу тебя.
— Да! — согласилась третья дева. — Но я, конечно, откажу тебе, — решительно добавила она и отпустила ногу.
Кассафех бросилась бежать.
В долине существовало место, где ничего не цвело — там остался уголок голой пустыни. Только Кассафех видела это место таким, каким оно было, ибо не было в саду иллюзий, которые могли долго обманывать ее. Для других это место, как и все остальные, зеленело лужайками, фруктовыми деревьями и цветочными клумбами. И из-за этого никто никогда не замечал крохотную пещерку, в которую сейчас спряталась Кассафех. И хотя три снедаемые желанием девы бродили неподалеку, зовя ее, они так ничего и не добились. Остальные пять избранниц так и не появлялись. Кассафех решила, что у них нет причины ее искать.
Прячась и злясь на остальных дев, Кассафех провела в своей пещерке весь день. Она напряженно думала.
Хотя Вешум умышленно держал своих дочерей в неведении, Кассафех знала достаточно, чтобы понять, что кто-то распечатал лоно трех дев. И это весьма озадачило ее. И было из-за чего: кажется, именно ее подозревали в том, что она за одну ночь лишила девственности трех хранительниц. Но уж в этом-то преступлении она точно не замешана. Впрочем, Кассафех казалось, что виновато тут колдовство Бога. Разве смог бы мужчина пробраться в сад? Это предположение заинтриговало Кассафех даже больше, чем встревожило. Ее не пугало необъяснимое, к тому же размеренная жизнь пленницы сада ей до смерти надоела.
Кое-что совпадало во всех трех рассказах: задутый светильник и тьма в комнате. Несомненно, это было сделано для того, чтобы скрыть, кто вошел в комнату на самом деле — какая-нибудь отвратительная нечисть? Потом жалобная просьба об утешении и следом другие просьбы, судя по всему, добровольно исполненные девами. Но в долине осталось еще шесть дев — возможно ли, что нечто решило добраться до каждой из них?
По своему обыкновению, Кассафех не присоединялась к остальным девам во время вечернего пира во дворце. За прошедшие два года она убедилась, что предпочитает коренья, ягоды и чистую воду иллюзорным дворцовым пиршествам. В этот вечер пятеро дев болтали в обычной идиотской манере, а трое сидели молча. Их глаза горели, а щеки лихорадочно пылали. Они бросали друг на дружку испуганные, полные ревности взгляды. Каждая из распечатанных дев подозревала, что не у нее одной побывала странная ночная гостья. В этот вечер они уже не так самозабвенно танцевали перед Богом.