Владыки Земли
Шрифт:
Хуже всех приходилось Луне. Его раны, хоть и затянулись, но на морозе отчаянно мерзли и ныли, кроме того, ученик волхва сильно устал — целый день на ногах! Зугур, шагавший рядом, уже давно отобрал у Луни и мешок с припасами, и сад с луком и стрелами, чтобы хоть этим помочь побратиму, но лишь на время облегчил страдания юного рода.
И вот, когда Луня уже готов был рухнуть от изнеможения на холодные, заснеженные камни и умереть, Шык внезапно остановился, приник к земле у подножия высокой, на копейный наконечник похожей скалы, потом выдохнул:
— Факел!
Гремы быстро закрыли стоящего на коленях волхва полами плащей — чтобы враг не заметил ни искорки, и тут же затрещал смолистый факелок в руке Инга.
Луня, превозмогая боль и усталость, протиснулся вперед — любопытство ли, долг ли ученический вели его — он и сам не знал. Выглянув из-за Зугурова плеча, Луня увидел, как в трепещущем свете факела кусок посоха Гроума бешено вертится на змеиной коже, подпрыгивает, словно в нетерпении, прямо таки рвется куда-то под скалу, вниз, вглубь…
— Нашел! — торжественно объявил Шык: — Это — здесь!
Азартно засучив рукава, словно дрова собрался рубить, волхв вскочил на ноги, бережно передал Олле кусок колдовского посоха, и принялся топтаться возле скалы, что-то бормоча, закрывая глаза, водя ладонями над стылым камнем. Потом, не глядя, приказал:
— Луня! В котомке там… Плакун-трава, в бересту обернута. Давай скорей!
Луня, мигом забыв о своих болестях, шагнул в круг света, к волхву, сунул руку в котомку, нашел берестяной свиток, вынул из него несколько черных былинок с зубчатыми листьями, передал Шыку.
Сложив две веточки чародейного плакуна накрест, волхв принялся бормотать кладовой наговор, что помогает открыть сокрытое, но когда закончил и трижды дунул на траву, ничего не произошло — черная скала стояла непоколебимо.
— Луня! Разрыв-траву давай, она меж двух плашек, с четырьмя листиками! — вновь приказал Шык, требовательно протягивая руку к ученику.
Но ни разрыв-трава, ни даже прострел-колюка не помогли волхву. В сердцах Шык пнул скалу ногой и сел на камни, злой и уставший.
— Чего делать будем, дяденька? — робко спросил присевший рядом Луня.
— Чего-чего… — раздраженно передразнил ученика Шык: — Кабы знал, чего, не тебе бы отвечал, а делал! Думаю я…
Грема, стоя вокруг, тихо переговаривались. Факел потушили — береженого Тор бережет. Изредка где-то вдали, в ночной тьме, раздавался тихий посвист — то дозорные давали знак Ингу, что все тихо.
В темно-синем, почти черном небе, висели низкие увалистые тучи, изредка в рваных разрывах вспыхивали яркие звезды, но разрывы тут же затягивало, и глаза ночи, как их называли гремы, исчезали в мутном мраке… Луня, опустив голову, поплотнее запахнул надетый поверх дареной шубейки меховой плащ, закрыл глаза и начал представлять, как выглядит уходящий из-под острой скалы в глубины гор ход. Мысли текли неспешно, уставшее от боли ран тело отдыхало, и Луня постепенно начал проваливаться в полудрему…
«Может, этот ход — такая же нора, что вела от гнезда драгона к Озеру Кипящего Камня?»
«Н-е-ет…», — тихо ответили
«Широкий коридор, как у Седых в Лысой горе?»
«Н-е-ет…», — вновь прошептали камни.
«А может, это… лестница со ступенями, как у Веда в Звездной Башне?»
«Да…», — прошелестело в ушаха у Луни, и тут он ясно увидел, с закрытыми глазами увидел — и ступени, и вход, запертый скалой, и Приметный Камень, вон там, сбоку…
— Луня! Сомлел, что ли? Вставай, Олла тут пещеру отыскал рядом, ночевать пойдем! — негромкий голос Шыка вывел Луню из морочного тумана, и парень удивленно завертел головой — спал он, что ли? А может, взаправду, с горами разговаривал?
— Щась я, дяденька! Ага, за камень сбегаю — и иду! — кивнул волхву Луня, скривился от боли в сломанных ребрах, поднялся, и держась за скалу, пошел туда, где привиделся ему Приметный Камень.
Вот он, и впрямь на месте — угловатый, словно люди тесали. Луня пнул камень ногой, и вдруг с глухим рокотом скала начала заваливаться на бок, падать, открывая еще более темный, чем окружающая ночь, зев подгорного хода.
Когда скала начала двигаться, гремы и Зугур схватились за оружие, изумленный Шык аж присел, непонимающе глядя вниз, в возникшую черноту, а Луня, герой героем, выбрел на негнущихся ногах из-за темной скальной туши и стараясь быть как можно беспечнее, сказал:
— Вот он, ход-то! Можно идтить, дяденька!
Узкий проход и впрямь вел к Реке Забвения, к колдовскому Ортайгу, это доказал обломок посоха, едва не утянувший Оллу вниз по крутым ступеням. Шык только всплескивал руками, глядя на Луню — и как учуял-то, стервец! Зугур, глянув в подгорную черноту, сразу сник — вагас терпеть не мог воды, леса, гор, а уж про подземелья и говорить нечего. Степь, широкая, привольная, зеленая степь — вот место, где должен жить человек! Должен, если ему не мешают…
Запалив факел, Шык первым шагнул вниз по выщербленным каменным плитам. Колеблющееся желтое пламя осветило уходящий в таинственную, сумрачную глубину проход, и неровные края ступеней, убегающие, казалось, в самое сердце земли.
Пламя осветило и кем-то высеченный на камне стены слева от входа знак — четыре переплетенных гранями треугольника.
— Единство четырех стихий — огня, воды, камня и ветра. — пробормотал себе под нос Шык: — Вона что! Не иначе как какую-нибудь пакость породит это единство! Что ж, поживем-увидим…
Долго, бесконечно долго спускались трое путников и трое гремских старейшин вниз. Инг с воинами остался по приказу Оллы наверху — нечего простым мужам делать на берегах Ортайга, да и вход охранять надо надежно.
— Не уж-то гремы тесали эту норищу? — удивленно спросил Шык у Оллы, едва они спустились на десяток ступенек вниз. Грем отрицательно помотал головой:
— Нет, о Шык, это дорога богов и мудрых, лишь они могут ходить к Ортайгу, ими и проложен ход.
— Зачем же богам ступени? — удивленно и не очень почтительно глянул на Оллу волхв.