Владыки

Головачев Василий Васильевич

Павел слизнул языком пот над губой и вернулся в «нормальный» коридор. Три двери слева и три справа. И все они открывались в пространства неведомых миров… Первая из них скрывала за собой пещеру, вернее, великолепный грот с зеркалом воды и сверкающим панцирем натеков. Вторая выходила на морскую террасу, мокрую от долетающих брызг: прибой яростно строгал камень террасы, обтачивал гальку, дробил щебень в песок. Море было неземное — как загустевшая кровь, оно искрилось и гнало светящуюся пену. Небо в этом мире было глухим, беззвездным, на горизонте смутно проглядывал тусклый коричневый диск — не то планета, не то светило.

Павел аккуратно закрыл за собой дверь, постоял в задумчивости у соседней.

За

нею начинался чудовищный фиолетово-черный лес, деревья которого напоминали мохнатые человеческие уши с сотнями крохотных глаз. Лес был полон таинственных звуков и движения. За четвертой дверью пейзаж был странный, словно вмурованный в толщу стекла или прозрачного желе: что-то полупрозрачное, скользкое, мерцающее медленно ползало там, рождались и умирали голубые огни, бледные сетчатые тени и пятна.

Пятая и шестая двери не открывались.

Павел потоптался в коридоре и вдруг вспомнил, что галерея перехода из лаборатории в Ствол начинается двумя этажами ниже. Он мысленно представил план этого нижнего горизонта, вышел в вестибюль и снял с пояса пистолет. Лифты не работали, лестницы перестали быть лестницами, и на нижний этаж можно было попасть только через перекрытие — с помощью грубой силы.

Павел рассчитал импульс, способный пробить двадцать сантиметров пластобетона, выбрал точку удара в трех метрах от себя и нажал на спуск. Из дула пистолета ахнуло пламя разряда, вонзилось в пол, и в то же мгновение сильный удар в грудь отбросил инспектора к стене. Ослепительный клубок огня, роняя тающие клочья, метнулся в стену напротив. Пол завибрировал, здание вздрогнуло, шатнулось, гул и грохот всплыли из его недр…

Чувствуя подступающую к горлу тошноту борясь с неожиданно подкравшейся слабостью — видимо, часть неведомой энергии прорвалась-таки сквозь защиту скафандра, — Павел побрел вдоль стены к выходу, оглядываясь на разгул стихий. За бледной стеной огня он разглядел черный поток, затопивший чашу фонтана.

Когда инспектор вышел из лаборатории, его встретила хмурая беззвездная ночь…

— Все? — спросил Ромашин, подождав минуту.

Павел кивнул.

В кабинете начальника отдела, кроме него и Павла, сидели директор УАСС, заместитель председателя Высшего Координационного Совета Орест Шахов и Атанас Златков. Ромашин оглядел присутствующих и снова повернулся к Жданову.

— Ты отсутствовал двое с половиной суток. Утром хотели посылать дублера. Кстати, почему ты не записал голос «потомка»?

— Это был скорее всего не голос, а мыслепередача.

— Поясните, о чем речь, — попросил Шахов. — Я не знаю подробностей.

Ромашин рассказал о таинственном незнакомце, контролирующем действия инспектора.

— А по-моему, потомки вмешаться не могли, — сказал Костров. — Своим вмешательством они рискуют изменить собственную реальность, разве не так?

— В известной мере это парадокс, — согласился Златков. — Но и его можно объяснить по-разному. Может быть, в момент проведения эксперимента возникла развилка во времени, и наши наблюдатели — из другой ветви мира. Но скорее всего вступил в силу закон затухания последствий, и потомкам на большом отрезке времени не страшны никакие изменения в нашей эпохе.

— И все же я не понял, почему именно Павел Жданов выбран… теми, кто контролирует, — пробурчал Шахов. — Неужели он столь незаменим? Извините, — Шахов повернул голову к Павлу, — у меня нет намерения обидеть вас, но почему — именно вы?

— Не знаю, — тихо сказал Павел. — Никаких особых заслуг у меня нет, сверхспособностей тоже…

— Очевидно, этот выбор навсегда останется загадкой для нас, — сказал Златков. — Жданов, как вы уже слышали, задавал вопрос своему куратору, но ответ получил расплывчатый. Можно предположить, что наблюдатель не захотел прямо

ответить на этот вопрос, оставив нам самим домысливать сказанное. Вполне вероятно, что Павел совершенно случайным образом оказался закоррелированным в петле времени, и никто его не выбирал, никто не вмешивался в эксперимент, просто Вселенная замкнулась сама на себя по цепочке: Земля — Брянские леса — хроноускоритель — Павел Жданов. Вернее, она еще только замкнется, когда Павел проникнет в Ствол и выключит генератор.

— Довольно туманно… Но как вы мыслите осуществить выключение?

— Предстоит спуститься по цепочке эпох — цепочке выходов Ствола в прошлом — в тот момент истории Вселенной, куда «провалился» хроноген, найти его и уничтожить. Звучит просто.

— А если удастся выключить, означает ли это, что мир вернется к исходному моменту истории — к началу эксперимента?

— У меня нет ответа на этот вопрос. — Хронофизик опустил голову. — Есть только надежда. Нами задействован весь вычислительный потенциал Академии наук, но прогнозы финала требуют так много данных, что машины превратились в обычных прорицателей — в электронных гадалок. Ответы слишком неопределенны. После выключения мы можем «вывернуться наизнанку» — оказаться в другой Вселенной с другими свойствами материи. Можем «прыгнуть» в прошлое на несколько миллионов лет или в будущее на столько же — для вечности все едино, что миллион лет, что краткий миг; наплевать ей и на то, будет ли вообще существовать человечество. Может случиться, что та Вселенная, в которой мы сейчас разговариваем, исчезнет, а сам факт ее существования окажется фактом виртуальным, иллюзией, «сном» первоначального ядра материи, той сингулярности, взрыв которой и воздвиг космос со всем его содержимым. Это все страшные прогнозы, модели катастроф, исключающие нас, род человеческий, как разумную и борющуюся силу. Есть и счастливые прогнозы, например: мир устоит перед натиском энтропии, и мы окажемся там, откуда начали…

Златков помолчал, пожал плечами и криво улыбнулся…

Ромашин подождал реакции присутствующих. Все молчали.

— Атанас прав, — заговорил он. — Высказанные им гипотезы всерьез воспринять трудно, но мы должны исходить из того факта, что в радиусе ста парсеков от Солнца происходит свертывание пространства. Вселенная «ждет», чем закончатся наши попытки обуздать вырвавшуюся из-под контроля стихию, иначе мы давно прекратили бы существование. На худший вариант рассчитывать нечего — это гибель цивилизации, гибель всего сущего. Значит, надо подготовить операцию так, чтобы выиграть жизнь. Решение Совета безопасности вы знаете: в Ствол пойдет Павел Жданов. Весь технический потенциал Земли готов работать на нас. Следует немедленно решить, что потребуется для операции, как организовать дальнейшую работу УАСС и Центра защиты.

— Как я понял, через лабораторию в Ствол пройти невозможно, — заметил Шахов. — Или все же есть шанс?

— Не думаю, — отозвался Златков. — Оттуда не возвращаются даже конкистадоры с дополнительной хронозащитой. И у меня есть подозрение, что выстрел Жданова не пройдет бесследно. По теории выделение энергии в возбужденном хронополе ведет к распаду вещества. Если теория верна, скоро мы убедимся в этом воочию.

— У меня сомнения иного рода, — вставил Костров. — Справится ли Жданов один?

— Существенное замечание, — кивнул Ромашин, — но у нас появилась идея использовать помощь некоторых изолированных в Стволе групп людей, попавших туда в момент хронопрорыва. Помните, я говорил о мужчине и женщине? По информации, которую удается получить от конкистадоров, известно, где они находятся в настоящее время. Мы перешлем им инструкцию, что делать, если… не хочется говорить об этом, но рассчитывать придется… если с Павлом что-нибудь случится. Какие у вас есть вопросы? Ко мне? К Жданову?