Власов: Восхождение на эшафот
Шрифт:
— А что, у русских есть и такой генерал? — артистично вскинул брови рейхсфюрер. Однако д’Алькен понял, что это всего лишь игра. О Жиленкове рейхсфюрер, конечно же, слышал, не мог не слышать. — У них тут что, свой Генштаб?
— Поскольку существует армия, должен существовать и генералитет, — сдержанно остепенил его д’Алькен. К чинам выше полковничьих он, полковник войск СС, всегда относился с должным почитанием. — Мы уже обсуждали его кандидатуру с Гайнцем Гельмихом [40] . Как оказалось, командующий тоже готов поддержать кандидатуру Жиленкова.
40
Генерал
— Считаете, что этому генералу хватит авторитета и решительности, чтобы возобладать во всем этом расхристанном Русском освободительном движении?
— Уверен. Жиленков достаточно решителен, когда того требуют обстоятельства, и сдержан, когда того требует чувство такта, которое так часто изменяет пролетарскому генералу Власову. Кроме того, Жиленков — один из авторов власовской «Смоленской декларации», он стоял у истоков Русского освободительного движения. И вообще, больший «власовец», чем сам Власов.
— Но это вызовет раскол в среде русских. Они устроят здесь настоящую гражданскую войну. Разве вы не знаете, что они там, у себя в России, так и не довели ее до естественного завершения? Уж что-что, а истреблять друг друга они научились.
— Не сомневаюсь. Судя по воинственности белых офицеров, находящихся в Германии и во Франции, а также красных — по ту сторону фронта, они способны на еще одну многолетнюю гражданскую, — согласился штандартенфюрер. — Но позволю себе заметить: раскол возможен в том случае, когда Власов будет среди активных членов Русского комитета, членов руководства движением; если он все еще будет оставаться…
— Вот это другое дело, — мрачно пробубнил Гиммлер. — Тогда, может быть, есть смысл сразу же встретиться с этим вашим… Жиленковым, пока русские сами не убрали его? Знаете, полковник, у нас, в штабе командования СС, как-то не принято пожимать руки покойникам.
— С вашего позволения, я поговорю с самим Жиленковым. Думаю, отказа не последует. Но формальность есть формальность.
— Так вы еще не беседовали с ним… — грустно констатировал Гиммлер, с сожалением глядя на полковника. — Придется перевести вас в действующую армию, штандартенфюрер. Редакторское кресло действует на вас деморализующе.
— Потому и не торопился беседовать с Жиленковым, что Решил: прежде всего, следует проконсультироваться с вами, господин рейхсфюрер, — запоздало попытался объяснить свою неспешность д’Алькен.
21
Встреча штандартенфюрера д’Алькена с «власовским Геббельсом» произошла неподалеку от штаба армии резерва, в небольшом старинном ресторанчике с непредсказуемо опасным названием «Как в лучшие времена», стены которого еще помнили устрашающие речи крестоносцев, отправлявшихся отвоевывать Гроб Господний.
— Утверждают, господин Жиленков, что в последнее время у вас возникли серьезные трения с генералом Власовым, — нагло провоцировал его редактор «Дас Шварце Кор», прекрасно зная, что никаких особых трений между этими генералами не
— Так вас заинтересовало только это?
— Мне еще понятно, когда вы настороженно относитесь к контактам с генералами из лагеря атамана Краснова [41] , пытающимися переманить от вас лучшие командирские кадры, чтобы омолодить свое белогвардейское воинство. Но откуда такая настороженность в отношении офицеров СС?
41
Генерал-лейтенант Петр Краснов. Командир 3-го корпуса, а затем главнокомандующий войсками Временного правительства, противостоящими коммунистам. Атаман Всевеликого Войска Донского — в Гражданскую. Начальник Главного управления казачьих войск при гитлеровском Министерстве восточных областей, возглавляемом Розенбергом. Автор нескольких книг о белогвардейском движении. В 1947 году повешен по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР. В августе 2007 года ему воздвигнут памятник в станице Еланской Ростовской области России.
— Время такое. Всегда нужно знать, с кем и о чем… Опять же, особенность нашего полуэмигрантского-полупленницкого положения.
Приземистый, худощавый, генерал вообще не производил какого бы то ни было впечатления: ни выправки офицерской, ни статности, ни командирского голоса. Однако таким, неказистым и невоенным, он должен был казаться только на плацу. Штандартенфюрер прекрасно знал, что Жиленков слывет неплохим оратором, к тому же сам составляет свои речи. Один из русских власовских офицеров даже отозвался о нем в том духе, что перед любой, самой мизерной аудиторией генерал выступает так, словно стоит на баррикаде под стволами жандармов.
Однако революционная терминология Жиленкова штандартенфюрера не смущала. Важно, что генерала воспринимают.
— «С кем» — вы уже, допустим, знаете. А вот «о чем» — будет для вас неожиданностью.
Пиво оказалось на удивление густым и кисловато-горьким. Уже не пиво, а некий прифронтовой эрзац. Но они потягивали его, смакуя не напиток, а знакомство друг с другом.
— Хотите переправить меня через линию фронта, чтобы создавал там прогерманские партизанские отряды?
— И что, согласились бы?
— Нет уж, увольте.
— Почему так решительно? Партизанский генерал Жиленков в тылу у красных! Статьи во всех газетах Европы. Сразу же вспомнили бы, что перед войной вы были секретарем райкома партии и членом Московского большевистского горкома, а затем стали бригадным комиссаром Красной Армии.
— Оказывается, вы неплохо подготовились к встрече со мной, — проворчал Жиленков.
— В нынешней России красные партизанские командиры гремят, купаясь во славе. Ковпак, например. Всенародный почет и уважение.
— Ковпак, говорите? Наслышан. Ходят слухи, что действительно неплохо воюет против вас, немцев, которые немало насолили всем, да к тому же чужаки на этой земле. Но это против вас, «оккупантов», как говорится. А каково стрелять из-за угла в солдат, которые только недавно эти края освобождали?
— Но ведь вы — генерал освободительной армии, — замер Д’Алькен с кружкой у рта. — Вам ли ставить вопрос таким образом? У освободительной армии нет иного способа, кроме партизанского, начать войну.