Власть без славы. Книга 1

Харди Фрэнк

— Ничего. Просто бумажка.

— Дай сюда! — Уильямс шагнул вперед и протянул руку.

Стэси нехотя отдал записку, и Уильямс, подняв фонарь, прочел каракули, нацарапанные карандашом: «Посмей только показывать против Джека Уэста, пожалеешь».

Уильямс повернулся к Армфилду.

— Пойди скажи констеблю, чтобы никого не впускал.

— Кто это был? — спросил Стэси.

— Не знаю. Я не успел разглядеть его, — солгал Уильямс. На самом деле он видел лицо молочника с безобразной застывшей улыбкой и красной впадиной вместо правого глаза.

— А

теперь оденься. — Заметив, что Стэси дрожит как в лихорадке и судорожно всхлипывает, он добавил: — Возьми себя в руки. Я сейчас разведу огонь и зажарю тебе яичницу с салом. А ты изволь съесть ее. Вот уже неделя, как у тебя куска во рту не было.

Когда Джон Уэст сказал Дэвиду Гарсайду, что он убьет Стэси, это было всего лишь фигуральное выражение овладевшей им ярости. Тогда мысль об исполнении этой угрозы не приходила ему на ум, но чем ближе надвигался день суда, тем сильнее она соблазняла его.

Благополучие и даже самая жизнь его ближних мало беспокоили Джона Уэста: он интересовался людьми только в той мере, в какой они могли содействовать укреплению его власти. И все же мысль об убийстве несколько смущала его: он не думал, что способен хладнокровно посягнуть на человеческую жизнь, погасить ее, как пламя свечи. Но вскоре он обнаружил, что эта мысль приносит ему облегчение, что злоба уже меньше душит его. Тот душевный покой, который обретает покаявшийся грешник, Джон Уэст находил только в изобретении жестокой кары для каждого, кто дерзал ослушаться его.

Он, конечно, не сам расправится с Артуром Стэси: страшно убить человека своими руками. И какая в этом нужда? Любой из его шайки охотно возьмет это на себя. Вот хотя бы Боров, или Одноглазый Томми, или Горилла, да хотя бы и Арти; нет сомнений, что Арти не шутил, когда советовал ему «убрать» Стэси.

Но после дерзкого посещения Стэси Одноглазым под видом молочника того опять переселили, и не было никакой надежды не только убить его, но и узнать, где он прячется. Итак, если только Гарсайд не сумеет повлиять на судью или не совершит юридического чуда (а в этом, по уверению Гарсайда, не было бы ничего невероятного), Джону Уэсту грозило разорение и тюрьма.

Он знал, что Нелли Моран и ее мать очень встревожены его арестом и предъявленным ему обвинением. Хорошо, что удалось выманить у старухи согласие на помолвку до скандала, думал он, отправляясь за два дня до суда к невесте. Он видел, что Нелли в последнее время словно побаивается его, но ни она, ни миссис Моран и не заикались о том, что брак не может состояться. Впрочем, миссис Моран упорно сопровождала их повсюду, а в те редкие мгновения, когда они оставались наедине, Нелли уже не поощряла его пылкой страсти, как в вечер объяснения; она напрямик объявила ему, что «идти дальше поцелуев» — великий грех. Джона разбирало нетерпение, и он поклялся, что заставит будущую тещу сократить искус «жениховства» и как можно скорее сделает Нелли своей женой.

Он застал хозяек на кухне: миссис Моран гладила. В магазине зазвонил колокольчик, и Нелли пошла отворять.

— Ну, как ваши дела? —

спросила миссис Моран, — Сколько с вами хлопот вашему ангелу-хранителю.

— Я сам себе ангел-хранитель.

— Как можно так говорить? Это богохульство. Удалось вам столковаться с этим подлецом, с Артуром Стэси?

— Нет. Не могу до него добраться.

— Как вы думаете, он католик? — задумчиво проговорила миссис Моран и тут же с благочестивым ужасом добавила: — Боже упаси!

Джон Уэст так и подскочил.

— Верно! Может быть, и католик. Очень может быть. Я и не подумал об этом.

Миссис Моран многозначительно глянула на него.

— Мы, католики, должны держаться вместе. И если Стэси католик и вы поговорите с ним, а еще лучше — если с ним поговорит священник, он, вероятно, возьмет назад свое заявление.

— Все может быть, — ответил Джон Уэст. «Католик он или нет, — подумал он, — кто, как не священник, сумеет добраться до него, если только я найду такого, который согласится пойти к нему».

Джон Уэст имел весьма слабое представление об особах духовного звания. Для него это были люди не от мира сего. Они внушали ему благоговейный трепет, и он не дерзал исповедоваться им в своих грехах, к великому огорчению Нелли и ее матери. Он знал только, что приходский священник, отец Логан, обращается с ним крайне почтительно и частенько выпрашивает у него пожертвования на бедных.

Миссис Моран бросила гладить и заговорила, не снимая руки с остывшего утюга:

— Я председательница женской общины при церкви святого Иосифа и лично знакома с самим архиепископом Балларатским. Он раньше был священником здесь, в Керрингбуше. И отец Логан иногда заходит к нам на чашку чаю.

Миссис Моран явно гордилась своими клерикальными связями. Она немного помолчала и, видимо, приняв решение, которое далось ей не без внутренней борьбы, продолжала:

— Отец Логан — мой большой друг, и он хорошо знает отца Кэрролла, а отец Кэрролл — приходский священник в Карлтоне. Так вот, этот самый отец Кэрролл хоть и очень достойный и благочестивый патер, но любит и выпить и на скачках поиграть. Если бы вы поговорили с отцом Логаном, а отец Логан поговорил с отцом Кэрроллом, а отец Кэрролл поговорил бы с Артуром Стэси — глядь, что-нибудь бы и вышло. Вдруг Стэси и в самом деле католик, от чего боже упаси!

Джон Уэст, ни минуты не медля, распрощался и пошел разыскивать отца Логана.

На другой день, к великому удивлению Артура Стэси, один из его телохранителей ввел к нему в комнату тучного, еще не старого патера и, почтительно поклонившись, вышел.

— Я отец Кэрролл, сын мой. Узнав, что ты получил крещение в лоне нашей церкви, я добился, чтобы меня допустили к тебе. Я пришел узнать, не нуждаешься ли ты в наставлении и помощи служителя божия.

Стэси сел на кровать, а патеру предложил единственный стул, на котором тот и поместился, впрочем, не без труда. Стэси отнюдь не отличался набожностью, но все же появление священнослужителя произвело на него некоторое впечатление.