Власть холодного железа

Бриггз Патриция

На нем была темно-синяя рубашка, в тон глазам; впрочем, из-за нее глаза из серых стали голубыми. Рубашку он заправил в новые черные джинсы, достаточно тесные, чтобы выразительно подчеркнуть мышцы ног.

Я видела его сегодня утром, когда он пил кофе, а я выбегала из дома. И он никак не должен так на меня действовать.

Большинство вервольфов привлекательно: объясняется это их вечной молодостью и мускулистостью. Но в Сэмюэле было нечто большее. И не только то, что он самый доминантный из всех волков.

Сэмюэль внушает доверие, — что-то в его глубоко посаженных глазах и в углах рта намекает на добродушие. Отчасти именно это делает его таким хорошим врачом. Когда он говорит пациенту, что станет лучше, пациент

верит.

Он на мгновение встретился со мной взглядом и улыбнулся.

От этой улыбки мне стало тепло; я вспомнила время, когда Сэмюэль был для меня всем, время, когда я верила в рыцаря в сверкающих доспехах, который защитит меня и сделает счастливой.

Сэмюэль, конечно, тоже это помнил; он улыбнулся еще шире — и посмотрел куда-то за меня. Глаза его стали холодными, но улыбку он сохранил, обратив ее ко всем собравшимся. И тогда я с уверенностью поняла, что тот, кто сел за мной, — Адам.

Впрочем, я и не сомневалась в этом. Ветер дул с противоположной стороны и не давал возможности уловить запах, но доминантные волки излучают силу, а Адам не просто Альфа, он из числа самых доминантных вожаков стай. Все равно что за тобой стоит автомобильный аккумулятор, и ты подсоединена к нему проводами.

Я продолжала смотреть вперед, зная, что пока мое внимание устремлено на него, Сэмюэль не расстроится. Мне бы хотелось, чтобы Адам сел где-нибудь в другом месте. Но если бы он так поступил, он не был бы Альфой — самым доминантным волком в стае. Почти таким же доминантным, как Сэмюэль.

Причины, по которым Сэмюэль не был Альфой стаи, различны и сложны. Во-первых, Адам — Альфа столько, сколько существует стая в Тройном городе (то есть стал им задолго до моего рождения). И даже если волк более доминантен, сместить Альфу не так-то легко: в Северной Америке на это требуется согласие Маррока — волка, который правит всеми. Поскольку Сэмюэль — сын Маррока, он, вероятно, мог получить разрешение, но Сэмюэль не хотел становиться Альфой. Он говорил, что, оставаясь врачом, получает больше возможностей заботиться о людях. Поэтому официально он одинокий волк — волк, которого не защищает стая. Он живет в моем трейлере, в сотне ярдов от дома Адама. Не знаю, почему он решил здесь жить, но знаю, почему я его впустила: иначе он спал бы у меня на пороге.

Сэмюэль умел заставить других плясать под его дудку.

Проверяя норов скрипки, Сэмюэль водил смычком по струнам с точностью, выработанной за годы практики. А может, и за столетия… Я знакома с ним всю свою жизнь, но о «столетиях» узнала меньше года назад.

Он не ведет себя как старый вервольф. Старые вервольфы постоянно насторожены, вспыльчивы, легко приходят в ярость и всегда, особенно в последние сто лет стремительных перемен, охотнее станут отшельниками, чем врачами в приемном покое, набитом самым современным оборудованием. Сэмюэль — один из немногих знакомых мне вервольфов, который искренне любил людей — и обычных, и оборотней. Он любил многих из них.

Но, конечно, он пришел на фестиваль петь и играть не поэтому. Потребовался некоторый шантаж.

Не мой. Не в этот раз.

Напряженная работа в приемном отделении — ведь он вервольф, и его реакция на кровь и смерть может быть непредсказуемой, — заставила его принести в больницу гитару и играть, когда представлялась возможность.

Одна из сестер услышала игру Сэмюэля и записала его в участники фестиваля прежде, чем он сумел отказаться. Впрочем, он не очень отказывался. Пошумел, конечно, но я знаю Сэмюэля. Если бы он действительно не хотел, его сюда бульдозером не притащили бы.

Он настраивал скрипку, одной рукой держа ее под подбородком, другой трогая струны. Несколько тактов, и толпа в ожидании затихла. Но я-то знала: Сэмюэль еще разогревается. Когда он начнет играть по-настоящему, все это почувствуют: он оживает перед публикой.

Иногда

слушать исполнение Сэмюэля — все равно, что смотреть спектакль, когда актер обращается непосредственно к зрителям. Все зависит от того, как он в данный момент настроен.

И вот настал тот волшебный миг, когда Сэмюэль завладел слушателями. Старая скрипка издала дрожащий звук, похожий на ночной крик совы, и я поняла, что Сэмюэль решил сегодня быть музыкантом. Шепот стих, все взгляды устремились к человеку на сцене. Столетия практики и то, что он вервольф, могли объяснить быстроту и мастерство, но музыка исходила из души валлийца. Сэмюэль улыбнулся залу, и скорбный звук превратился в песню.

Получая диплом историка, я утратила всякое романтическое представление о Красавчике принце Чарли [18] , чья попытка получить английский трон поставила Шотландию на колени. Когда Сэмюэль пел «По морю на Скай», у меня на глаза всегда наворачивались слезы. У этой песни есть слова, и Сэмюэль поет их, но сейчас он предоставил слово скрипке.

Негромко сыграв последние ноты, он тут же начал петь «Барбару Ален», столь же широко известную среди исполнителей народной музыки, как «Лестница в небо» — среди гитаристов [19] . После вступительных тактов он пропел первый куплет а капелла. А когда перешел к припеву, подключил причудливую мелодию скрипки. Второй куплет публика, подогреваемая улыбкой певца, пропела хором. Пение было неуверенным, пока не присоединилась проходившая мимо по дороге профессиональная фольклорная группа.

18

Принц Чарли, 1720–1788, претендент на английский престол, внук короля Англии Чарльза II. После неудачного восстания 1746 года бежал морем на остров Скай вблизи побережья Шотландии. Эти события описаны в шотландской народной песне.

19

«Барбара Ален» (Barbara Allen) — народная песня, английская, шотландская или ирландская, известная с XVII века. «Лестница в небо» (Stairway to Heaven) — самая знаменитая песня британской рок-группы «Лед Зеппелин».

В начале последнего куплета Сэмюэль кивнул певцам и замолчал, предоставив им закончить исполнение мелодией, которая была их визитной карточкой. Когда песня кончилась, мы все зааплодировали, а Сэмюэль поблагодарил «исполнителей, своих гостей». Народу собиралось все больше, и мы начали садиться ближе друг к другу.

Сэмюэль положил скрипку и взял гитару, чтобы сыграть мелодию Саймона и Гарфункеля [20] . Даже дурацкий катер, с ревом проплывший по реке в ста ярдах от сцены, не мог отвлечь внимание от его игры. Сэмюэль спел пиратскую песню, отставил гитару, взял бодран — широкий плоский барабан, на котором играют двумя концами палочки, — и затянул матросскую песню.

20

Пол Саймон и Артур Гарфункель — популярный американский дуэт 60-х годов XX века.

Я заметила своих соседей Катерсов — пожилая пара сидела на раскладных стульях с краю толпы.

— Надеюсь, дождя не будет. Мы ни за что не пропустим воскресное выступление Сэмюэля, — сказала мне вчера утром миссис Катере, поливая цветы, — Он такой приятный мужчина.

«Конечно, — подумала я, уткнув подбородок в колени и слушая музыку, — ведь ей не приходится с ним жить». Конечно, Сэмюэль — «приятный мужчина», но к тому же он упрям, агрессивен и стремится все контролировать. Впрочем, я не менее упряма и агрессивна.