Власть
Шрифт:
– Я! Я ручаюсь за него!
– прервал я гробовую тишину, смело шагнув вперед.
Все посмотрели на меня как на инопланетянина.
Лукьяненко от злости прищурился, остальные офицеры шептались, указывая на меня. Я услышал за спиной слова в мой адрес: "знатный пацан''.
Близкие друзья Рагимова не заступились за него, а я, зная Рагимова только визуально, выручил его. Он тупо глядел на меня, не понимая, зачем мне это надо было. Короче говоря, его оставили в части, он меня стал боготворить, не зная, что анаша вина тому.
Хочу сказать, что я не в силах описать наркотическое состояние. Это трудно, да почти и не надо изображать! Надо все ощутить самому.
Да, после анаши я оказывался в 17 веке, будто я смотрю живое кино. Наступает голод, обычное бакинское мороженное кажется на вкус уже божественным пирожным, а баклажановая икра во рту "превращается" в черную икру. Все красиво, все приятно, все люди братья, и миру мир.
Везде горят факелы, сердцебиение, адреналин подпрыгивает в крови, приятная дрожь, предвкушение невероятно красивого праздника.
Уже понимал, почему допустим, этот дом построен именно здесь, а не там. Вокруг веселья и танцы живота восточных красавиц, и пр. В душе уют и комфорт. Но нет, нет, это все не то.
Человек не в силах передать словами то, что знает, видит и ощущает. Тем более, описать это - втройне трудно. Иначе язык находился бы не в области рта, а торчал бы на макушке головы, или где-то в мозгу, в мозжечке, чтоб легче воспроизводить мысли.
Кстати говоря, вспомнил свою прежнюю чувствительную любовь. Это очень интересная история. Какие непостоянные эти девушки! То в одну влюбишься, то в другую...
В 1989 году я обручился с одной красавицей, студенткой Мединститута. Звали ее Севой. Она была ослепительна красивой и прелестной, мне даже неприятно было с ней ходить по городу. Все "зырили" на нас, вернее на нее.
Она была скромна, никакой вульгарности. Ее огромные глаза глядели, словно из глубины души. Она чиркала как спичками глазами, и в душу мою проникали два огонька, разжигая пламя, которому гореть века, как мне тогда казалось.
Я счастлив был, что скоро я женюсь на ней. Она прощала мне буквально все, а может, не могла понять, в чем дело. Подняв свои ресницы кверху, говорила:
– Зачем у тебя глаза красные? Постой, посмотри на меня ... что это с тобой?
– Да так... ночью плохо спал.
Я верил в ее наивность, она лишь слышала про анашу, не знала что это такое.
Отец ее был зам.начальника отделения полиции в одном районе города Баку. И вот в тот день, точнее вечер, я направился в то самое отделение милиции, чтобы украдкой посмотреть на будущего тестя. Интересно было мне. Это судьба.
В соседней комнате я увидел, как папаша Севы со своими коллегами истязал задержанного. Последний орал как бешенный, ему же больно было. Не знаю, что он натворил, но поразила меня жестокость будущего тестя моего. Глаза мои расширились как лепестки тюльпана, и я обозревал весь этот "фильм -
Папаша Севы бил его дубинкой, избивал, кричал на него. На шее у него опухли вены, он весь покраснел, и дубасил задержанного по спине, по плечам, по голове, и тот орал, ныл, плакал. И все это я видел через щель. Кругом крик и плачь.
Это страшное дело, мужики! Я полностью обалдел. Это было нечто! На это что сказать?!
Мне не позволили отчетливо увидеть все детали, но кое - что удалось посмотреть. Я скрылся за сейфом, сказав, что мне необходимо с ним переговорить. То есть с ее отцом. И все это я видел. Да!
До сих пор крики задержанного у меня в ушах. Особенно запомнился как он орал:
– Ма - ма! Где тыыыы?
Расправа дошла до пика. Сотрудники, получив поддержку от ее отца, полностью насели на него. Задержанный ничего не делал, только кричал. Ему были выдвинуты серьезные обвинения, связанные с контрабандой. Но что было потом? Это ужасно!
Передо мной занесли в комнату пустую бутылку от Шампанского...
И в это самое время мать задержанного с собою взятку принесла. Она рыдала, хныкала и показала бриллиантовое кольцо в один карат. Это была ее плата за сына. Кольцо было красивое, блестело на свету. Я его заметил и запомнил.
Задержанного отпустили скоро, он откупился дорого.
Через пару дней, кольцо я это увидал на пальце Севы.
– Откуда оно у тебя?
– спросил я подавленным голосом.
– Папа подарил. Красивое оно, разве нет?
– она с раскосой улыбкой вытянула вперед руку, бриллиант блестел на солнце.
Это была наша последняя встреча. И это она поняла. Обиделась. Ее дело.
У меня все упало к ней. С душою полной сожалений мы расстались.
Я стал душить свои чувства, затягиваясь анашой.
...
Потом Яков научил меня играть в бильярд. Он считал эту игру искусством, песней, симфонией, и решил из меня сделать мастера этой игры.
Когда он мне показывал, как надо бить по шару кием, то опять шептал знакомые слова: "старайся все шары втянуть в себя, В СЕБЯ, в желудок, в печень, в мозг. Представь себе эти шары, что на зеленом сукне, в твоем кишечнике, желудке, они твои родные. А кий - это твой половой член. Все твое. Луза - твой рот, а шары - зеленые горошки, которые ты сейчас съешь.
Расслабься, свободно... Удар по шару должен быть продолжением руки. Чувствуй все рядом, близко, и выпускай наружу только из себя, из нутра своего. Истина в тебе самом, в твоем сердце. Теперь играй''.
И я начал играть. Я стал игроком высшего класса. Мы почти всегда играли на деньги, и я выигрывал многих соперников, зарабатывал большие деньги. Мне было хорошо, ведь деньги решают все. Карамболь, сибирячка, американка - все партии были на моей стороне, причем всухую.
Особенно хорошо получался удар через третий шар, и тонкий "свой".