Властелин Галактики. Книга 2
Шрифт:
Джонни какое-то время рассматривал трещину на полу, потом вскинул глаза.
– Что-то уж больно вы печетесь обо мне, док.
– Я просто исполняю свой долг. Если человек нездоров, я должен сделать все, чтобы он не был осужден как преступник.
– Я не преступник и не сумасшедший, когда же вы это поймете?
Старичок с обиженным видом удалился.
Психолог и следователь, конечно, действовали заодно, подумал Джонни. Следователь, вероятно, не был уверен, что собранных им доказательств виновности Голда будет достаточно для суда, чтобы посчитать Голда виновным, и поэтому Джонни предложили
Он отказался подыграть полицейским, что же теперь они предпримут? Они устроят ему электродный психоанализ? Но почему они тянут? Не потому ли, что уверены в его невиновности? Или потому что электродный психоанализ на Трабаторе запрещен, как он запрещен на Земле, им только пугают неучей вроде него?..
Когда стемнело, Джонни, как обычно, привезли ужин. Один из тюремщиков, красноглазый альбинос, очень уж любил пошутить. В его дежурство на передвижном столике всегда был какой-то непорядок: то ложку облепливали волоски, как будто ею только что терли за ухом линяющей кошки, то в супе плавал трабатийский таракан-рогач, насекомое с мизинец величиной, то в жидком чае барахталась немного меньшая по размеру муха. Так и сейчас: грязная салфетка, в которую, судя по всему, только что сморкались, одним концом утопала в каше.
Джонни отложил салфетку в сторону и взялся за ложку. Его кормили скудно, так что если бы даже посередине тарелки лежала вареная мышь, он бы собрал кашу по краям.
Едва Джонни начал есть, как у двери раздалось странное сопение.
За его едой наблюдал один из охранников, пожилой мужчина с мешками под глазами. Он стоял у двери, прислонившись к стене. Вероятно, это он издал горлом странный звук, похожий на всхлип, больше было некому. Тюремщику немоглось: когда Джонни взглянул на него, он подрагивавшими пальцами расстегивал воротник рубахи.
Вскоре в камеру вошел альбинос. К этому времени Джонни закончил ужин, он ел быстро, потому что знал, дожидаться его не будут. “Как оно сегодня?” – поинтересовался альбинос с усмешкой. Джонни ничего не ответил. Тюремщик покатил столик к двери.
Неожиданно пожилой тюремщик со стоном рухнул на колени, затем повалился на бок. Его лицо посинело.
Джонни барсом кинулся к упавшему тюремщику. Не успел альбинос, наполовину выкативший столик из камеры, и глазом моргнуть, как в руке у Джонни оказался игломет, оружие пожилого тюремщика. Альбинос только потянулся к своему игломету, а Джонни уже нажимал на спусковой крючок.
Альбинос, пораженный парализующей иглой, упал к ногам своего напарника, умиравшего от апоплексического удара.
Из камеры Голд попал в коридор, по обе стороны которого попарно располагались точно такие же двери, как и та, что вела в его камеру, числом в ряду до десятка. Один конец коридора представлял собой глухую стену, в другой стороне коридор кончался стальной дверью, чья поверхность в сильном свете ламп отливала синью.
Справа был пост, три стула и стол. На столе лежала колода карт. Заметив ручку выдвижного ящика, Джонни не мог не заинтересоваться его содержимым.
В
Он остановился в нескольких шагах от двери. Струя плазмы ударила в сталь. Скоро Джонни убедился, что не ошибся. Синеватый отлив дверной поверхности ему сразу не понравился. Поток плазмы бил в одну точку, но сталь даже не покраснела в этом месте. Очевидно, дверь была сделала из новия, особого сплава, используемого при изготовлении обшивки космических кораблей. Плазменный луч ручного лучемета ничего с новием поделать не мог, здесь надо было бы орудовать лазерной пушкой.
Джонни, убедившись в невозможности его средствами расплавить материал двери, вернулся в свою камеру. Через двери, шедшие вдоль коридора, вероятно, можно было бы попасть в другие камеры, но вступить в контакт с их обитателями Джонни и не помыслил: массовость побега скорее была способна помешать успеху, чем содействовать ему.
Прутья решетки, перегораживавшей окно, оказались сделаны из куда более податливого материала, чем новий.
Джонни перерезал снизу и сверху три стальные стержня. Убрав их, он выглянул из окна.
Его камера, оказывается, находилась на первом этаже тюрьмы, это было хорошо. Плохо было то, что окно выходило не в какой-то сад, откуда можно было бы попасть на неконтролируемую тюремщиками территорию, но во внутренний дворик, с четырех сторон огороженный стенами с решетчатыми окнами. Вот почему прутья оконной решетки были из простой стали, а не из новия: тюремное начальство не Опасалось побега заключенных через окна их камер, потому как дальше внутреннего двора-колодца никто из них убежать не смог бы. По разумению тюремного начальства не смог бы, а может, один какой-нибудь смог бы?..
Джонни перебрался в темный квадрат внутреннего двора.
Несколько десятков окон первого этажа смотрело в этот двор. Все они светились, кроме одного. В освещенные окна ему небезопасно было заглядывать, он мог напороться на случайный взгляд тюремщика. Его привлекло темное окно. В его камере горел свет, как, вероятно, и в остальных камерах, поэтому вряд ли он, загляни в темное окно, увидел бы там скромное убранство камеры. Также вряд ли он за этим окном увидит тюремщиков, с чего бы им сидеть в темноте. Или это все же камера, в которой нет узника? Но, возможно, темное окно было окном прачечной или кухни, откуда можно было бы черным ходом выбраться из тюрьмы.
Джонни направился к неосвещенному окну. С полдороги он повернул назад. В ящике стола вместе с лучеметом, который он прихватил с собой, лежал фонарик, должно быть, находившийся там на случай неисправности электропроводки. Он сходил за ним, и уже с фонариком подошел к темному окну.
Он посветил фонариком в окно – и сразу же погасил его. В зигзаге луча электрического света он увидел комнату со стандартным казенным убранством – койка, тумбочка, умывальник. Очевидно, это была камера, чуть-чуть лучше обставленная, чем его. И камера на пустовала: на койке лежала и спала девушка. Короткая стрижка, вздернутый носик, сочные губы… Девица была узницей, не иначе, а не монашкой и не институткой, раз она находилась в тюремной камере.