Властелин Колец: Две Крепости (Две башни) (др. перевод)
Шрифт:
— Стало быть, через три дня, — задумчиво проговорил Арагорн, — войсковой сбор только начнется. Да, быстрее не выйдет, спешка тут ни к чему. — Он поднял глаза, и лицо его прояснилось, точно он окончательно принял трудное решение. — Тогда, государь, с твоего позволения, пути наши расходятся. У нас с родичами своя дорога, и поедем мы теперь в открытую. Мне больше незачем таиться. Поедем на восток кратчайшим путем, а дальше — Стезей Мертвецов.
— Стезей Мертвецов! — повторил Теоден, вздрогнув. — Что ты говоришь!
Эомер изумленно взглянул на Арагорна, и
— Если и вправду есть такая стезя, — продолжал Теоден, — то она начинается за воротами близ Дунхерга, но там никто еще не бывал.
— Увы, Арагорн, друг мой! — горестно молвил Эомер. — А я-то надеялся, что мы с тобой будем биться бок о бок. Но если жребий влечет тебя на Стезю Мертвецов, то мы расстаемся и едва ли увидимся на этом свете.
— Другой дороги мне нет, — отвечал Арагорн. — И все же, Эомер, на поле брани мы, быть может, еще и встретимся, прорубившись друг к другу сквозь все полчища Мордора.
— Поступай как знаешь, государь мой Арагорн, — сказал Теоден. — Видно, и правда таков твой жребий — идти нехожеными путями. Как ни горько мне с тобой расставаться, как ни тягостно, однако нас ждут горные тропы и медлить больше нельзя. Прощай!
— Прощай, государь! — сказал Арагорн. — Скачи навстречу великой славе! Прощай и ты, Мерри! В хороших руках ты остаешься, я и надеяться не смел на такое, когда мы гнались за орками до Фангорна. Леголас и Гимли, наверно, и теперь последуют за мной, но мы тебя не забудем.
— До свидания! — проговорил Мерри. Других слов у него не нашлось. Он чувствовал себя совсем крохотным; его смущали и угнетали услышанные мрачные речи. Эх, сюда бы сейчас неунывающего Пина! Конники стояли наготове, лошади перебирали ногами: скорей бы в путь, и дело с концом.
Теоден обратился к Эомеру, тот поднял руку и громко отдал приказ; конники тронулись. Они миновали Гать, выехали из Ущельного излога и круто свернули к востоку, тропою, которая с милю вилась у подножий, а потом уводила на юг и исчезала в горах. Арагорн выехал на Гать и провожал ристанийцев взглядом, пока излог не скрыл их из виду.
— Вот уехали трое близких моему сердцу, — сказал он Гальбараду, — и едва ли не ближе других этот малыш. Он не знает, что его ждет, но, если б и знал, все равно бы поехал.
— Да, о малышах-хоббитанцах не по росту судить, — заметил Гальбарад. — Вовсе им невдомек, какими трудами охраняли мы их границы, но мне это ничуть не обидно.
— А теперь наши судьбы сплелись воедино, — сказал Арагорн. — Но что поделать, приходится разлучаться. Ладно, мне надо перекусить, да в дорогу. Пойдемте, Леголас и Гимли! Поговорим за едой.
Они вместе вернулись в Горнбург. Однако за столом Арагорн хранил молчание, и друзья переглядывались.
— Говори же! — сказал наконец Леголас. — Говори, может, полегчает, светлее станет на сердце! Что случилось с тех пор, как мы приехали на мглистом рассвете в эту хмурую крепость?
— Я выдержал битву куда более жестокую, чем на стенах этой хмурой крепости, — отвечал Арагорн. — Я глядел
— Ты глядел в эту проклятую колдовскую штуковину? — вскричал Гимли с ужасом и недоумением. — Он… Враг у тебя что-нибудь выведал? Ведь даже Гэндальф и тот не отважился на такой поединок, а ты…
— Ты забываешь, с кем говоришь, — сурово осек его Арагорн, и глаза его блеснули. — Не при тебе ли я во всеуслышание назвался у ворот Эдораса? Что, по-твоему, я мог ему выдать? Нет, Гимли, — уже мягче продолжал он, и тень сбежала с его лица, видна была лишь безмерная усталость, точно после многих бессонных ночей, исполненных тяжкого труда. — Нет, друзья мои, я законный владелец Камня, я вправе и в силах воспользоваться им — так я рассудил. Право мое неоспоримо. И сил хватило — правда, еле-еле.
Он глубоко вздохнул.
— Да, жестокий был поединок, все никак не приду в себя. Я не сказал ему ни слова, но сумел подчинить Камень своей воле. От одного этого он придет в неистовство. И я предстал перед ним. Да, сударь мой Гимли. Враг видел меня, но не в том обличье, в каком ты видишь меня сейчас. Если я оказал ему услугу, дело плохо, но думаю, что оказал дурную услугу. Он был, по-моему, страшно поражен тем, что я объявился среди живых, ибо доныне он обо мне не знал. Под окнами Ортханка на меня не обратили внимания, благо я был в ристанийском доспехе, но уж Саурон-то не забыл Исилдура и меча Эленднла. И вот как раз когда начинают сбываться его черные замыслы, вдруг он воочию видит наследника Исилдура и тот самый меч: я обнажил перед ним заново откованный клинок. А он все же не так силен, чтоб ничего не опасаться — нет, его еще гложут сомнения.
— Ну, сил-то ему не занимать, — возразил Гимли, — и тем быстрее нанесет он удар.
— Быстрее вовсе не значит вернее, — сказал Арагорн. — И настала пора опережать Врага, а не дожидаться его ударов. Друзья мои, когда я овладел Камнем, мне многое открылось. Беда нагрянула на Гондор с юга, и защитников Минас-Тирита вдвое поубавилось. Если мы с этой бедой немедля не управимся, то город погибнет, не выстоит и десяти дней.
— Значит, погибнет, — сказал Гимли. — Кого посылать на подмогу и как туда поспеть вовремя?
— Посылать на подмогу некого, стало быть, надо ехать самим, — сказал Арагорн. — И есть лишь один путь, которым можно поспеть к Морю вовремя, пока еще не все потеряно. Это — Стезя Мертвецов.
— Стезя Мертвецов! — повторил Гимли. — Жутковатое название — и слух ристанийцев оно, как я заметил, не тешит. Ну а живым-то можно проехать этой Стезей и не сгинуть? И что толку, если проедем, — нас же всего горстка против несметных полчищ Мордора!
— Живые по этой дороге не ездили, мустангримцы такого не упомнят, — сказал Арагорн. — Она закрыта для живых. Однако наследник Исилдура в эту черную годину может и проехать, если отважится. Слушайте! Сыновья Элронда из Раздала, премудрого знатока преданий, передали мне слова отца: «Пусть Арагорн припомнит речь провидца, пусть памятует о Стезе Мертвецов».