Властелин Колец: Две Крепости (Две башни) (др. перевод)
Шрифт:
Он резко встал, и его белое одеяние внезапно сделалось переливчато-радужным, так что у меня зарябило в глазах.
«Белый цвет заслужить нелегко, — сказал я. — Но еще труднее обелить себя вновь».
«Обелить? Зачем? — Саруман усмехнулся. — Белый цвет нужен Мудрым только для начала. Отбеленная или попросту белая ткань легко принимает любой оттенок, белая бумага — любую мудрость».
«Потеряв белизну, — упорствовал я. — А Мудрый остается истинно мудрым, лишь пока он верен своему цвету».
«Довольно! — резко сказал Саруман. — Мне некогда слушать твои поучения. Ибо я вызвал тебя в свой замок, чтобы ты сделал окончательный выбор».
Саруман
Послушай, Гэндальф, мой друг и помощник, — продолжал Саруман проникновенно и вкрадчиво, — о нас с тобою я говорю мы, в надежде, что ты присоединишься ко мне. На земле появилась Новая Сила. Перед ней бессильны прежние Союзы. Время нуменорцев и эльфов прошло. Я сказал — выбор, но у нас его нет. Мы должны поддержать Новую Силу. Это мудрое решение, поверь мне, Гэндальф. В нем — единственная наша надежда. Победа Новой Силы близка, и поддержавших ее ждет великая награда. Ибо с возвышением Новой Силы будут возвышаться и ее союзники; а Мудрые — такие, как мы с тобой, — постепенно научатся ею управлять. О наших планах никто не узнает, нам нужно дождаться своего часа, и сначала мы будем даже осуждать жестокие методы Новой Силы, втайне одобряя ее конечную цель — Всезнание, Самовластие и Порядок, — то, чего мы мечтали добиться, а наши слабые или праздные друзья больше мешали нам, чем помогали. Нам не нужно — и мы не будем — менять наши цели, мы изменим лишь способы, с помощью которых мы к ним стремились».
«А теперь послушай меня, Саруман, — сказал я ему, когда он умолк. — Мы не раз слышали подобные речи, но их произносили глашатаи Врага, дурача доверчивых и наивных. Неужели ты вызвал меня для того, чтобы повторить мне их болтовню?»
Он искоса глянул на меня и спросил: «Так тебя не прельщает дорога Мудрейших? Все еще не прельщает? Ты не хочешь понять, что старые средства никуда не годятся? — Саруман положил мне руку на плечо и тихо сказал, почти прошептал: — Мы должны завладеть Кольцом Всевластья. Вот почему я тебя призвал. Мне служат многие глаза и уши, я уверен — ты знаешь, где хранится Кольцо. А иначе зачем бы тебе Хоббитания — и почему туда же пробираются назгулы?» Саруман посмотрел на меня в упор, и в его глазах полыхнула алчность, которую он не в силах был скрыть.
«Саруман, — отступив, сказал я ему, — нам обоим известно, что у Кольца Всевластья может быть только один хозяин, поэтому не надо говорить мы. Но теперь, когда я узнал твои помыслы, я ни слова не скажу тебе про Кольцо. Ты был Верховным Мудрецом Совета, однако тебе невмоготу быть Мудрым. Ты, как я понял, предложил мне выбор — подчиниться Саурону или Саруману. Я не подчинюсь ни тому, ни другому. Что-нибудь еще ты можешь предложить?»
Он глянул на меня холодно и с угрозой. «Я и не надеялся, — проговорил он, — что ты проявишь благоразумие Мудрейшего — даже ради своей собственной пользы; однако я дал тебе возможность выбрать, и ты выбрал воистину глупейшее упрямство. Что ж, оставайся покуда здесь».
«Покуда — что?» — спросил его я.
«Покуда ты не откроешь мне, где хранится Кольцо, — ответил он мне. — Или покуда оно не отыщется вопреки твоему малоумному
«Решить-то, пожалуй, ему будет просто, — проговорил я, — да легко ли выполнить?» Но Саруман только издевательски рассмеялся, ибо он знал не хуже меня, что я произношу пустые слова.
Меня отвели на Дозорную площадку, с которой Саруман наблюдает за звездами: спуск оттуда — витая лестница в несколько тысяч каменных ступеней — охраняется внизу отрядом стражников; да и ведет эта лестница во внутренний двор. Оставшись один, я оглядел долину, некогда покрытую цветущими лугами, теперь лугов здесь почти не осталось: я видел черные провалы шахт, плоские крыши оружейных мастерских и бурые дымки над горнами кузниц. Дымки подымались отвесно вверх, ибо долина защищена от ветра поясом скал, и сквозь дымное марево, которое окутывало башню Ортханка, мне были видны стаи волколаков и отряды хорошо вооруженных орков — Саруман собирает собственное воинство, значит, Врагу он еще не подчинился. Крохотной была Дозорная площадка — я не мог согреться даже ходьбой, а вечные ледники дышали вниз холодом, и в долину сползали промозглые туманы, но горше дыма изенгардских кузниц, мучительней холода и сильней одиночества меня терзали мысли о Всадниках, во весь опор скачущих к Хоббитании.
Я был убежден, что это назгулы, хотя и не верил теперь Саруману; однако про назгулов он не солгал, ибо по дороге я слышал известия, которые подтвердили его слова. Мне было страшно за друзей в Хоббитании, и все же меня не покидала надежда: я надеялся, что Фродо, получив письмо, не медля ни дня, отправился в Раздол и Черные Всадники его не нашли. Однако жизнь все переиначила. Я надеялся на исполнительность хозяина трактира и опасался могущества Властелина Мордора. Но Лавр забыл отправить письмо, а девять прислужников Черного Властелина оказались слабее, чем я о них думал, — у страха, как известно, глаза велики, и я, пойманный в Саруманову ловушку, одинокий, испуганный за своих друзей, переоценил могущество и мудрость Врага.
— Я видел тебя! — вдруг воскликнул Фродо. — Ты ходил, словно бы заключенный в темницу — два шага вперед и два назад, — но тебя ярко освещала луна!
Гэндальф удивленно посмотрел на Фродо.
— Это был сон, — объяснил ему хоббит, — и я его сейчас очень ясно вспомнил, хотя приснился-то он мне давно: когда я только что ушел из дома.
— Да, темница моя была светлой, — сказал Гэндальф, — но ни разу в жизни меня не одолевали столь мрачные мысли. Представьте себе, я, Гэндальф, угодил в предательские паучьи сети! Однако и в самой искусной паутине можно отыскать слабую нить.
Сначала я поддался мрачному настроению и заподозрил в предательстве Радагаста Карего — именно на это и рассчитывал Саруман, — однако, припомнив разговор с Радагастом, понял, что Саруман обманул и его: я неминуемо ощутил бы фальшь, ибо Радагаст не умеет притворяться. Да, Радагаст был чист передо мной — именно поэтому попал я в ловушку: меня убедили его слова.
Но поэтому лопнул и замысел Сарумана: Радагаст выполнил свое обещание. Расставшись со мной, он поехал на восток и, когда добрался до Мглистых гор, поручил Горным Орлам помогать мне. От них ничто не могло укрыться: ни назгулы, ни огромные стаи волколаков, ни орды орков, вторгшихся в Лихолесье, чтобы освободить злосчастного Горлума; и Орлы отправили ко мне гонца.