Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Шрифт:
Гимли глядел во все глаза, как согбенный старец шаг за шагом приближался, и наконец не вытерпел, крикнул сдавленным шепотом:
– Бери лук, Леголас! Целься! Это Саруман. Не давай ему рта раскрыть, а то околдует! Стреляй сразу!
Леголас нацепил тетиву – медленно, будто вопреки чьей-то воле – и нехотя извлек стрелу из колчана, но к тетиве ее не приладил.
– Чего ты дожидаешься? Что это с тобой? – яростно прошептал Гимли.
– Леголас прав, – спокойно молвил Арагорн. – Нельзя беспричинно и безрассудно убивать немощного старика, чего бы мы ни опасались, что бы ни Подозревали.
Между тем старец вдруг ускорил шаг, мигом оказался у подножия каменной лестницы, поднял голову и увидел безмолвных наблюдателей на уступе, но не издал ни звука.
Лицо его скрывала накидка и нахлобученная поверх нее широкополая шляпа, виднелись лишь кончик носа да седая борода. Однако Арагорну показалось, что из-под невидимых бровей сверкнули острым блеском пронзительные глаза. Наконец старик нарушил молчание.
– С добрым утром, друзья! – негромко проговорил он. – Я не прочь с вами потолковать. Может, вы спуститесь или я поднимусь к вам?
Не дожидаясь ответа, он двинулся по ступеням.
– Ну же! – вскрикнул Гимли. – Стреляй в него, Леголас!
– Сказал же я, что не прочь потолковать с вами, – настойчиво повторил старик. – Оставь в покое лук, сударь мой эльф!
Лук и стрела выпали из рук Леголаса, и плечи его опустились.
– А ты, сударь мой гном, сделай милость, не хватайся за секиру! Она тебе пока не понадобится.
Гимли вздрогнул и замер как изваяние, а старик горным козлом взлетел по ступеням – немощь его как рукой сняло. Он шагнул на уступ, сверкнув мгновенной белизной, точно белым одеянием из-под засаленной ветоши. В тишине было слышно, как Гимли с присвистом втянул воздух сквозь зубы.
– Я повторяю, с добрым утром! – сказал старик, подходя к ним. За несколько футов он остановился, тяжело опершись на посох, вытянув шею и, должно быть, оглядывая всех троих таящимися под накидкой глазами. – Что привело вас в здешние края? Эльф, человек и гном – и все одеты по-эльфийски! Наверно, вам есть о чем порассказать: здесь такое не часто увидишь.
– Судя по твоим речам, ты хорошо знаешь Фангорн? – спросил в ответ Арагорн.
– Какое там! – отозвался старик. – На это ста жизней не хватит. Но я сюда иной раз захаживаю.
– Может быть, ты назовешься, и мы выслушаем тебя? – предложил Арагорн. – Утро на исходе, а мы торопимся.
– Меня вы уже выслушали: я спросил, что вы здесь делаете и что вас сюда привело? А имя мое!..
Старик залился тихим протяжным смехом. Холод пробежал по жилам Арагорна, и он встрепенулся, но это был не холодный трепет ужаса: он точно глотнул бодрящего морозного воздуха, ему точно брызнуло свежим дождем в лицо, прерывая тяжкий сон.
– Мое имя! – повторил старик, отсмеявшись. – А вы разве еще не угадали? Кажется, вам доводилось его слышать. Да наверняка доводилось. Лучше уж вы скажите, какими судьбами вас сюда занесло.
Но никто из троих не вымолвил ни слова.
– Можно подумать, что дела у вас неблаговидные, – продолжал старик. – Но, по счастью, я о них кое-что знаю. Вы идете по следам двух юных хоббитов – так, кажется? Да, хоббитов. Не делайте вида, будто впервые слышите это слово. Вы его слышали прежде, да и я тоже.
Старик повернулся и отошел к россыпи валунов и высокой скале у отвесной кручи. И сразу же, словно рассеялось волшебство, все трое воспрянули. Гимли схватился за рукоять секиры, Арагорн обнажил меч, Леголас поднял свой лук.
Ничего этого как бы не замечая, старик присел на низкий и плоский обломок; его ветхий балахон распахнулся – да, он был весь в белом.
– Саруман! – крикнул Гимли, подскочив к нему с занесенной секирой. – Говори! Говори, куда упрятал наших друзей? Что ты с ними сделал? Говори живей, колдовством не спасешься, я надвое раскрою тебе череп вместе со шляпой!
Но старик опередил его. Он вскочил на ноги, одним махом вспрыгнул на скалу и внезапно вырос, как слепящий столп, сбросив накидку вместе с балахоном. Сверкало его белое одеяние. Он воздел посох, и секира Гимли бессильно звякнула о камни. Меч Арагорна запламенел в его недрогнувшей руке. Леголас громко вскрикнул, и стрела его, полыхнув молнией, прянула в небеса.
– Митрандир! – возгласил он затем. – Это Митрандир!
– Повторяю тебе: с добрым утром, Леголас! – промолвил старец.
Пышные волосы его блистали, как горный снег, сияло белоснежное облаченье, ярко светились глаза из-под косматых бровей, и мощь была в его подъятой руке. От изумленья, ужаса и восторга все трое приросли к земле и утратили дар речи.
Наконец Арагорн обрел язык.
– Гэндальф! – воскликнул он. – Ты ли это возвратился в час нашего отчаяния? Как мог я тебя не узнать, о Гэндальф!
Гимли молча упал на колени, закрыв руками лицо.
– Гэндальф, – повторил старец, как бы припоминая давно забытое имя. – Да, так меня звали. Я был Гэндальфом.
Он сошел со скалы, поднял сброшенную серую хламиду и снова облачился в нее – будто просиявшее солнце утонуло в туче.
– Да, можете по-прежнему называть меня Гэндальфом, – сказал он, и голос его зазвучал, как прежде, стал голосом старого друга и наставника. – Встань, мой добрый Гимли! Нет за тобой вины, и вреда ты мне не нанес. Да, по правде говоря, и не мог: я неуязвим для вашего оружия. Приободритесь же! Вот мы и встретились снова, на гребне вскипевшей волны. Грядет великая буря, но эта волна спадает.
Он возложил руку на круглую голову Гимли; гном поднял глаза и внезапно рассмеялся.
– Точно, Гэндальф! – признал он. – Но почему ты в белом?
– Теперь мне пристало белое одеяние, – отвечал Гэндальф. – Можно даже сказать, что я теперь Саруман – такой, каким ему надлежало быть. Но это потом, расскажите-ка о себе! Я не тот, кого вы знали! Я сгорел в черном пламени, захлебнулся в ледяных подземных водах. Забылось многое из того, что было мне ведомо прежде, и многое ведомо заново – из того, что было забыто. Я отчетливо вижу дали, а вблизи все как в тумане. Рассказывайте о себе!