Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Шрифт:
– Вот бродяга! – сказал он с некоторым раскаянием за свою подозрительность. – А где же он болтается, хотел бы я знать?
– Недалеко, недалеко! – сказал голос сверху, и Сэм увидел на фоне вечернего неба огромную голову и оттопыренные уши Горлума.
– Э-гей, ты чего там делаешь? – спросил Сэм, мигом став подозрительней прежнего.
– Смеагорл голодный, – сказал Горлум. – Он скоро вернется.
– А ну, воротись! – заорал на него Сэм. – Назад, кому говорю!
Но Горлума и след простыл. Разбуженный криками, Фродо сидел и протирал глаза.
– Здрасьте! – сказал он. – Что случилось? Сколько времени?
– Еще не знаю, – сказал Сэм. –
– Ладно тебе! – сказал Фродо. – Тут уж ничего не поделаешь. Вернется, не бойся. И обещание заржаветь не успело, да и от своей Прелести он никуда не денется.
Фродо во всем разобрался, когда узнал, что они полсуток мирно проспали рядом с Горлумом, очень голодным и совершенно не связанным.
– Не поминай Жихаря попусту, – сказал он. – Ты был еле живой, и все обернулось не худо: оба мы отдохнули. А впереди трудная дорога, труднее еще не было.
– С едой плоховато, – сказал Сэм. – Сколько нам примерно за все про все времени понадобится? После-то, когда управимся, что будем делать? Я ничего не говорю, эти дорожные хлебцы тебя прямо-таки на ногах держат, спасибо и низкий поклон эльфам-пекарям, хотя в желудке все же ветер свищет, извините за грубость. Но и с ними беда – чем больше их ешь, тем меньше остается. Недельки так на три их, может, и хватит, ежели затянуть пояса и держать зубы на полке. А то мы на них здорово подналегли.
– Я не знаю, сколько нам времени нужно за все про все, – сказал Фродо. – Долгонько мы в горах проторчали. Но вот что я скажу тебе, Сэммиум Скромби, дорогой мой хоббит Сэм, друг из друзей, по-моему, незачем нам и думать, что будет после, когда мы, как ты говоришь, управимся. На это нечего и надеяться, но если это нам вдруг удастся, то уж какое там после! Представляешь: Кольцо Всевластья упадет в огонь, а мы тут рядышком! Ну посуди сам, до хлеба ли нам будет. Нет, хлеб нам больше никогда не понадобится. Дотащимся как-нибудь до Роковой Горы, и дело с концом. Дотащиться бы – мне и это вряд ли по силам.
Сэм молча кивнул, взял хозяина за руку и склонился над ней: не поцеловал, только капнул слезами, отвернулся и утер нос рукавом. Потом встал, прошелся туда-сюда, якобы посвистывая, и выговорил сдавленным голосом:
– Да куда же этот лиходей подевался?
Горлум ждать себя не заставил: неслышно подобрался и, откуда ни возьмись, вырос перед ними. Руки его и лицо были перепачканы черным илом. Он что-то дожевывал и ронял слюну. Что он там жевал, они любопытствовать не стали.
«Жуков-червяков, а может, каких пиявок, – подумал Сэм. – Бррр! Ну, оглоед, ну, бродяга!»
Горлум тоже помалкивал, покуда не напился и не умылся из ручья. Потом подошел к ним, облизываясь.
– Заморил червячка, – сказал он. – Отдохнули? Пойдем дальше? Добренькие хоббитцы крепенько поспали. Теперь верите Смеагорлу? Вот и хорошо, вот и очень хорошо.
Дальше было, как раньше. Расселина становилась все более плоской и пологой, каменистое дно стало глинистым, а скаты превратились в береговые пригорочки; ручей петлял без конца. Ночь была на исходе, но облачная хмарь скрывала звезды и луну, лишь разлитый кругом сероватый отсвет возвестил утро.
В стылый предутренний час они прыгали по мшистым кочкам, а ручей забулькал на последней россыпи каменных обломков и канул в ржавое озерцо. Шелестели и перешептывались сухие камыши, хотя в воздухе не было ни дуновения.
И впереди, и по обе руки простирались в тусклом свете неоглядные топи и хляби. Тяжелые испарения стелились над темными смрадными
Хоббитам оставалось лишь целиком довериться Горлуму. Ведь им было невдогад, что у них за спиной, в двух шагах, прячется во мгле северная окраина болот. Будь им знакомы эти края, они могли бы, слегка задержавшись, вернуться немного назад, свернуть к востоку и выйти торными дорогами на голую равнину Дагорлада – поле древней битвы у Ворот Мордора. Правда, там они вряд ли пробрались бы: на твердой каменистой равнине укрываться негде, а через нее днем и ночью маршируют туда-сюда орки и прочая солдатня Саурона. Лориэнские плащи и те бы их не спасли.
– Ну и как же мы пойдем, Смеагорл? – спросил Фродо. – Нам обязательно лезть в эти вонючие болота?
– Необязательно, вовсе необязательно, – сказал Горлум. – Хоббиты могут куда быстрее добраться до Черных гор и предстать перед Тем. Чуточку назад, немножечко обойти, – его жилистая рука махнула на север и на восток, – и попадете на большую, на жесткую, холодную дорогу, а там все дороги ведут прямо к Тому, да– да. И Тот туда все время смотрит, там он и заметил Смеагорла, давным-давно. – Горлум не сразу совладал с дрожью. – Но Смеагорл тоже с тех пор осмотрелся, да-да, и глаза у него недаром, и нос, и ноги пригодились. Я знаю другие пути. Потруднее, подлиннее, зато безопаснее, если не хотите попасться Тому на глаза. Идите за Смеагорлом! Смеагорл проведет вас через болота в туманах, в густых, хороших туманах. Следуйте за Смеагорлом – и, может быть, Тот еще не скоро, совсем не так уж скоро вас сцапает.
Утро было хмурое и безветренное, болотные испарения лежали недвижными пластами, небо плотно застилали низкие тучи. Горлум радовался, что солнца нет как нет, и торопил их. Едва передохнув, они пустились в путь – и с первых шагов утонули в туманной глуши: позади скрылось из виду Привражье, впереди – хребты Мордора. Они шли гуськом – Горлум, Сэм, Фродо.
Фродо был самый усталый, и, как ни медленно они шли, он все время отставал. Сплошная топь оказалась вблизи ячеистой: окна, заводи, озерца, раскисшие русла речонок. Наметанным глазом можно было прикинуть, а привычной ногой нащупать неверную, петлястую тропу. Уж на что сноровист по этой части был Горлум, но и ему понадобилась вся его сноровка. Голова его на длинной шее вертелась туда-сюда, он принюхивался и бормотал себе под нос. Иногда он поднимал руку: погодите, мол, дальше не суйтесь, – а сам продвигался на четвереньках, осторожно пробуя зыбун руками и ногами, а то и приникая ухом к земле.
Это было нудно и утомительно. Зима с ее мертвенным, цепким холодом еще не отступилась от здешнего захолустья. Никакой зелени и в помине не было, разве что синеватая, пенистая ряска на маслянисто-черных заводях. Сухие травы и сгнившие на корню камыши казались в тумане убогими призраками невозвратного лета.
Посветлело, туман поднялся и поредел. Высоко над гнилостными испарениями, в ясной небесной лазури сияло золотистое солнце, однако свет его едва-едва пробивался сквозь густую волнистую пелену – над головой появилось блеклое пятно. Теплее не стало, мертвенный болотный мир ничуть не ожил, но Горлум все равно ежился, вздрагивал, глухо ворчал и наконец заявил, что идти нельзя. Точно загнанные зверьки, скорчились они на краю буроватых плавней. Стояла глубокая тишина, лишь шелестели жухлые стебли да трепетали невесть отчего сломанные былинки.