Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Шрифт:
– Вот мы и встретились, прорубившись сквозь полчища Мордора, – сказал Арагорн. – Помнишь, я предсказывал тебе это в Горнбурге?
– Да, предсказывал, – отозвался Эомер, – однако надежда обманчива, а я не ведал, что ты прозреваешь грядущее. Но вдвойне благословенна нежданная помощь, и никогда еще не было встречи отрадней. – И они крепко пожали друг другу руки. – В самую пору встретились мы, – прибавил Эомер. – Еще бы немного, и ты запоздал. Нас постигли горестные утраты.
– Что ж, сперва расплатимся, поговорим потом! – сказал Арагорн, и они поехали в битву бок о бок.
Сражаться пришлось еще долго, и жестокое было сраженье: суровые, отважные южане дрались отчаянно, да и дюжие воины-бородачи с востока пощады не просили. У обгорелых усадеб и амбаров, на холмах и пригорках, за стенами
Наконец солнце скрылось за Миндоллуином, и все небо запылало: точно окровавились горные склоны, огненно-красной стала Река и закатный багрянец разлился по траве Пеленнорской равнины. К этому часу закончилась великая битва за Гондор, и в пределах Раммас-Экора не осталось ни одного живого недруга. Перебиты были все; беглецов догоняли и приканчивали, а другие тонули в алой пене андуинских волн. Может, кому и удалось добраться до Моргула или до Мордора, но хородримской земли достигли лишь отдаленные слухи о беспощадной карающей деснице Гондора.
Арагорн, Эомер и Имраиль ехали к городским воротам, все трое утомленные до изнеможения. И все трое невредимые: то ли судьба их оберегала, то ли богатырская сила и воинское уменье; правда, редкий недруг дерзал сразиться с ними, от их гнева бежали, как от огня. А раненых и изувеченных было множество, и многие пали в этой битве. Изрубили бердышами Форлонга: он пеший бился в одиночку с толпою врагов; Дуилина с Мортхонда и брата его растоптали мумаки, когда мортхондские лучники стреляли чудовищам в глаза. Не вернулся к себе на Изумрудные Холмы Гирлуин Белокурый, воевода Гримблад не вернулся в Гримдол, и в свой северный край не вернулся Гальбарад Следопыт. Жестокая это была сеча, и никто не счел павших – вождей и простых воинов, прославленных и безымянных. И спустя много лет вот как пел ристанийский сказитель о могилах у Мундбурга:
Затрубили рога в предгорьях перед рассветом,Засверкали мечи на великой южной равнине,В Каменную страну примчались быстрые кони,Точно утренний ветер. И завязалась битва.Теоден, сын Тенгела, пал среди первых.Не вернулся могучий вождь ристанийского ополченьяК своим золотым чертогам, в свои зеленые степи,В северные просторы. Гардинг и Гутлаф,Дунгир, и Деорвин, и доблестный Гримблад,Гирфара и Герубранд, Хорн и дружинник Фастред -Все они пали, сражаясь в чужедальнем краю,И лежат в могилах у Мундбурга, засыпаны тяжкой землею,А рядом лежат их соратники, гондорские вожди.Гирлуин Белокурый не принес победную вестьНа холмы побережья; и к своим цветущим долинам,В свой Лоссарнах, не вернулся старый вояка Форлонг.Высокорослые лучники, Деруфин с Дуилином,Не возвратятся к Мортхонду, что приосенен горами,Не заглянут в темные воды своей родимой реки.Смерть собирала жатву утром и на закате,Острым серпом срезая ратников и воевод.СпятГЛАВА VII. ПОГРЕБАЛЬНЫЙ КОСТЕР
Призрак исчез, и зияли пустые Врата, но Гэндальф оставался неподвижен. А Пин вскочил на ноги: его словно отпустило, и он стоял, внимая звонкой перекличке рогов, и сердце его, казалось, вот-вот разорвется от радости. До конца своей жизни он замирал со слезами на глазах, заслышав издали звук рога. Но вдруг он вспомнил, зачем прибежал, и кинулся вперед. В это время Гэндальф шевельнулся, что-то сказал Светозару и поехал к Вратам.
– Гэндальф, Гэндальф! – закричал Пин, и Светозар стал.
– Ты что тут делаешь? – сказал Гэндальф. – Не знаешь разве здешнего закона – стражам в черно-серебряном запрещено отлучаться из цитадели без позволения Градоправителя!
– А он позволил, – сказал Пин. – Он меня прогнал. Только вот как бы там не случилось чего-нибудь ужасного. По-моему, правитель не в своем уме. Боюсь, он и себя убьет, и Фарамира. Может, ты его как-нибудь вразумишь?
Гэндальф посмотрел в пролом ворот: с поля все громче доносился шум битвы.
– Мне надо туда, – сказал он. – Черный Всадник, того и гляди, вернется, и беды не миновать. Нет у меня времени.
– Но Фарамир-то! – вскрикнул Пин. – Он же не умер, а его сожгут заживо, если никто не помешает!
– Сожгут заживо? – повторил Гэндальф. – Что еще за новости? Быстрей выкладывай!
– Денэтор отправился в Усыпальню, – заторопился Пин, – и с ним понесли Фарамира, и он сказал, что все мы сгинем в огне, а он дожидаться не будет, пусть приготовят костер и сожгут его вместе с Фарамиром. И послал за поленьями и маслом. Я сказал Берегонду, но он вряд ли уйдет с поста, он на часах. Да и куда ему против Денэтора? – Пин выложил все вперемешку и трогал дрожащей рукой Гэндальфа за колено. – Ты не можешь спасти Фарамира?
– Наверно, могу, – сказал Гэндальф, – но пока я буду его спасать, боюсь, погибнут другие. Что ж, пошли – тут никто больше, пожалуй, не сумеет помочь. Но помощь моя наверняка худо обернется. Да, от лиходейской порчи никакие стены не защитят. Враг проникает изнутри.
Приняв решенье, он не мешкал: подхватил Пина, посадил его перед собой и переговорил со Светозаром. Они поскакали вверх по улицам Минас-Тирита, а гул за спиною нарастал. Повсюду люди, очнувшись от ужаса и отчаяния, хватали оружие и кричали друг другу: «Мустангримцы пришли!» Слышались команды, ратники строились и спешили к разбитым Вратам.
Им встретился князь Имраиль, он их окликнул:
– Куда же ты, Митрандир? Мустангримцы уже сражаются на гондорской равнине! Нам надо собрать все силы!
– Выводи ратников всех до единого, – сказал Гэндальф. – И не теряй ни минуты. Я буду, как только смогу, но сейчас у меня неотложное дело к Градоправителю. Прими войско под начало!
На высоте, близ цитадели, в лицо им подул ветер, вдали забрезжило утро, и озарился южный небосклон. Но им от этого было мало радости: они предчувствовали недоброе и боялись опоздать.
– Темень рассеивается, – сказал Гэндальф, – но город все еще в сумраке.
У ворот цитадели стража не оказалось.
– Ага, Берегонд пошел туда, – сказал Пин, и у него полегчало на сердце. Они свернули на дорогу к Запертой Двери. Дверь была распахнута настежь, привратник лежал убитый: должно быть, у него отобрали ключи.
– То-то Враг порадуется! – сказал Гэндальф. – Ему как раз такие дела по нутру: свой разит своего, и оба по-своему верны долгу.
Он спешился и отослал Светозара в конюшню.