Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Шрифт:
Немногим лучше был и четвертый день; немногим легче четвертая ночь. Кровопросцы, как их обозвал Сэм, не стрекотали, но комарье по-прежнему колыхалось над путниками ненасытно звенящим облаком.
Когда Фродо улегся, донельзя усталый и почти без надежды уснуть, ему вдруг привиделся дальний отсвет на востоке: вспыхивало и гасло. А до рассвета было еще несколько часов.
– Что это за вспышки? – спросил он у Бродяжника, который стоял и всматривался в сырую тьму.
– Слишком далеко, не понять, – отвечал тот. – Очень странно: будто молния бьет и бьет в вершину холма.
Фродо лег, но долго еще видел яркие вспышки и темную фигуру
На пятый день они оставили за собой топкую трясину и заросли камыша. Начался едва заметный, но долгий и утомительный подъем. С востока подступали крутые безлесные холмы. Правый, самый высокий и каменистый вздымался поодаль от прочих: круча с притупленной вершиной.
– Это Заверть, – сказал Бродяжник. – Древняя дорога – мы ее обошли слева – тянется у подножия горы. Завтра к полудню доберемся до нее, а там и на вершину подымемся. Да, вершины нам не миновать.
– Ты о чем? – спросил Фродо.
– Я о том, что путь наш выверен, никуда не денешься… Только вот неизвестно, что нас там ждет. С горы, однако, хорошо виден Тракт.
– Ты же ведь ожидал найти там Гэндальфа?
– Ожидал, но теперь на это надежды мало. Если он даже пойдет этим путем, то, может статься, в обход Пригорья и про нас не узнает. В один и тот же час мы туда вряд ли попадем, а не попадем – разминемся: ни ему нас, ни нам его ждать нельзя. Если Всадники не засекли нас в лесу, то обязательно пойдут к Заверти: оттуда все-все видно. И сейчас вот мы стоим, а нас видит разное зверье и птицы…
Хоббиты встревоженно поглядели на дальние холмы, а Сэм окинул взглядом бледное небо, словно ожидая оттуда угрюмого орла или мрачного коршуна.
– Ну, ты обнадежишь, Бродяжник, – покачав головою, пробормотал он.
– Стало быть? – спросил Фродо.
– Стало быть, так, – задумчиво и как бы нехотя выговорил Бродяжник. – Пойдем-ка мы прямиком по лесу на Буреломное Угорье и подберемся к Заверти. Есть там одна тропка с севера. И уж чему быть, того не миновать.
Они шли и шли почти без отдыха целый день напролет; ранний холодный вечер окутал их сыростью. Под ногами, однако, стало немного суше; позади сгущался туман. Стонали и всхлипывали незримые птицы, провожая красный диск солнца. Затем настала омертвелая тишь. Хоббиты с тоской припомнили бестревожные закаты за круглыми окнами далекой-далекой Торбы.
На закате они подошли к речке, которая кружила между холмами и терялась в затхлых топях, и шли берегом, покуда не стемнело. Тогда они наконец остановились и устроились на ночь близ чахлого ольшаника у берега реки. В мутном небе над ними нависали мрачные, безлесные взгорья. Они караулили посменно, а Бродяжник, похоже, и вовсе не спал. Луна убывала, и после полуночи холодный серый свет заливал окрестность.
Вышли с первым лучом солнца. Воздух был студеный, небо – бледно-голубое. Хоббиты чувствовали, что отдохнули, несмотря на полубессонную ночь. Они уже привыкли к долгим переходам и скудному рациону; в Хоббитании просто не поверили бы, что можно обходиться почти без еды. А Пин сказал, что Фродо все равно раздобрел чуть ли не вдвое.
– Какое там раздобрел, – вздохнул Фродо, прокалывая новую дырочку в ремне, – от меня уже вообще ничего не осталось. Если так дальше пойдет, то я, чего доброго, стану привидением.
– Осторожнее со словами! – неожиданно резко оборвал их Бродяжник.
Горы надвинулись, угрюмо и неуверенно, то вздымаясь на тысячу с лишним футов, то сходя
А утром и тропа каким-то чудом обнаружилась, давно уж ее видно не было. Они свернули по ней направо и пошли к югу. Хитрая была тропа: она равно таилась и от горных наблюдателей, и от соглядатаев снизу. Ныряла во всякую ложбину, пряталась под кручами, виляла меж валунов или тянулась под прикрытием камней, которые скрывали путников, точно высокие, надежные стены.
– Кто, интересно, проложил эту тропу? – полюбопытствовал Мерри, когда они углубились в очередной каменный проход. – Не слишком-то мне здесь нравится: напоминает Волглый Лог. На Заверти есть Могильники?
– Нету, – отвечал Бродяжник. – Дунаданцы на Буреломном Угорье не жили, а лишь держали оборону от чародейской напасти из Ангмара. Затем и была проложена эта тропа – скрытый подход к вершине. Когда-то на Заверти высилась дозорная башня под названьем Амон-Сул, или, на всеобщем языке, Ветрогорная. Враги сожгли и разрушили ее до основания, остался только неровный каменный круг, словно венец над взлобьем древней горы. А башня была высокая и горделивая; во дни Последнего Союза на ней стоял сам Элендил, поджидая Гил-Гэлада.
Хоббиты искоса поглядывали на Бродяжника. Видно, ему были ведомы не только потаенные пути, но и старинные были.
– А кто такой Гил-Гэлад? – спросил Мерри, но Бродяжник не отвечал: он задумался. Ответил негромкий голос:
Гил-Гэлад, светлый государь,Последний всеэльфийский царь,Хотел навеки превозмочьНависшую над миром ночь.Сиял, как солнце, щит в ночи,Ломались черные мечи,А светлый меч меж черных скалРазящей молнией сверкал.И царь сумел развеять ночь -Развеять, но не превозмочь, -И закатилась навсегдаЗа край небес его звезда.Все изумленно обернулись к Сэму.
– А дальше? – спросил Мерри.
– Дальше вот не помню, – признался Сэм. – От господина Бильбо я это слышал еще мальчишкой: он ведь знал, что я на эльфах вроде как помешался, и все-то мне про них рассказывал. Он меня и грамоте выучил, а стихов, какие сам сочинял, прочел без счету.
– Это не он сочинил, – сказал Бродяжник. – Это начало старинной «Песни о гибели Гил-Гэлада», Бильбо просто перевел ее с эльфийского языка на всеобщий.