Властелин колец
Шрифт:
– Совсем запамятовал, хозяин! Дело вот как было: воротился я вчера вечером к себе в нору, чтобы ключ оставить, и Старикан мой, значит, говорит мне: «А, это ты, Сэм, — говорит, — а я–то думал, ты еще утром ушел, с господином Фродо. Тут какой–то чужак справлялся о господине Бэггинсе из Котомки. Вот только что, сию минуту. Я его сплавил в Бэкбери. Что–то мне его голос не понравился. Я ему когда сказал, что господин Бэггинс насовсем уехал, так ему это ох как не по душе пришлось! Аж зашипел на меня. Прямо мурашки по спине побежали». — «А он какой был, парень–то этот?» — спрашиваю. — «Да кто его разберет! Одно скажу, не хоббит. Ростом жердина, сам черный, так и навис надо мной. Сразу видно — не отсюда. Из Больших, наверное. Выговор у него еще такой потешный…» Мне, понимаете, некогда было уши развешивать, раз вы меня ждали, ну, я и не обратил
– Старикана винить не в чем, — вздохнул Фродо. — Если честно, то я слышал, как он разговаривает с каким–то чужаком, и чужак, похоже, спрашивал обо мне — я чуть было не подошел узнать, кто таков. Напрасно я передумал. И ты напрасно не сказал сразу. Я бы вел себя осторожнее.
– Может, всадник к тому чужаку вообще не имеет отношения, — предположил Пиппин. — Ушли–то мы тайком. Как же он нас выследил?
– Очень просто, — не растерялся Сэм. — Вынюхал. К тому же давешний чужак тоже был черный.
– Жаль, не дождался я Гэндальфа, — пробормотал Фродо себе под нос. — А может, только хуже бы вышло…
Пиппин вскинулся:
– Стало быть, ты знаешь, что это за всадник? Или, может, догадываешься?
– Знать я ничего не знаю, а догадок строить не хотелось бы, — уклонился от ответа Фродо.
– Добро же, братец Фродо! Твоя воля! Можешь покамест скрытничать, если тебе нравится. Но нам–то как быть? Я бы лично не прочь заморить червячка, но, похоже, надо убираться отсюда подобру–поздорову. Мне что–то не по себе от ваших разговорчиков. Ездят тут всякие и нюхают, да еще невидимыми носами…
– Да, наверное, нам не стоит задерживаться, — согласился Фродо. — Но и по дороге идти нельзя — вдруг он поедет обратно, или, чего доброго, второй всадник объявится? А нам сегодня надо пройти изрядный кусок — до Бэкланда еще топать и топать!
На траву уже легли тонкие, длинные тени деревьев, когда хоббиты снова двинулись в путь. Теперь они пробирались по левую сторону дороги, придерживаясь обочины, но не слишком близко, так чтобы по возможности оставаться незаметными для случайного путника. Правда, идти в итоге пришлось гораздо медленнее — трава росла густо, не продерешься, из–за бесчисленных кочек хоббиты постоянно спотыкались, а деревья смыкали ряд все теснее и теснее.
За спиной село в холмы красное солнце, опустился вечер. Только тогда хоббиты вернулись на проезжую дорогу. Устав бежать все прямо и прямо через плоскую равнину, она сворачивала налево и спускалась в Йельскую низину, направляясь к Амбарам. Вправо от нее отходила узкая тропка и, петляя среди столетних дубов, шла к Лесному Приюту.
– Нам сюда, — объявил Фродо.
Неподалеку от развилки они наткнулись на останки полувысохшего дерева–великана: оно было еще живо, и на тонких побегах–пасынках, проклюнувшихся на поваленном стволе, листва пока не облетела, но внутри зияло большое дупло, куда можно было без труда проникнуть через огромную трещину, с тропы не заметную. Хоббиты заползли внутрь и уселись на груде старых листьев и гнилушек. Здесь они отдохнули, перекусили и тихо перекинулись одним–двумя словами, время от времени замолкая и прислушиваясь.
Когда они выбрались из дупла и прокрались обратно на тропу, уже почти смерклось. В кронах вздыхал западный ветер. Листья перешептывались. Вскоре тропа медленно, но неуклонно стала погружаться во мрак. Темное небо на востоке, за верхушками деревьев, зажглось первой звездой. Хоббиты шли в ногу, бодро, плечом к плечу — для храбрости. Но вскоре звезды густо усеяли небо, заблестели ярче — и друзья перестали беспокоиться. Они больше не прислушивались, не застучат ли копыта, и вскоре негромко запели, по обыкновению путешествующих хоббитов — хоббиты любят петь, особенно когда стемнеет и дом не за горами. Большинство предпочитает песни про ужин и теплую постель, но эта была про дорогу (хотя про ужин и постель в ней тоже поминалось). Бильбо Бэггинс сочинил однажды слова этой песни на старый, как горы, мотив и научил ей Фродо, когда они бродили по тропкам Речной долины и беседовали о легендарном Приключении.
Горит в камине связка дров. Усталым102
Характерный образец хоббичьей поэзии, где в приземленном варианте присутствуют мотивы, свойственные у Толкина поэзии смертных вообще. Так, Шиппи (с. 143) считает, что в этом стихотворении хоббитами преобразована и упрощена трагическая роханская тема о мимолетности всего сущего (см. стихотворение гл. 5 ч. 3 кн. 2), тема смерти и печали. На этом примере ясно очерчивается разница людей и хоббитов, их культур, их «ментальности». Новая дорожка, которая может увести в «Луны и Солнца дальний дом», — символ выхода из этого мира в иной (и не случайно вскоре после этой песенки следует встреча хоббитов с эльфами и песня про Элберет).
Песня кончилась.
– Спать айда! Спать айда! — пропел Пиппин во всю глотку.
– Тсс! — шикнул Фродо. — По–моему, там опять кто–то едет.
Все трое замерли и прислушались — теперь хоббитов трудно было бы отличить от лесных теней. Невдалеке действительно слышался стук копыт — неторопливый, отчетливый. Друзей с тропы как ветром сдуло — быстро и неслышно они перебежали в густую тень дубов. Фродо остановил их:
– Далеко не заходите! Я не хочу, чтобы меня увидели, но я должен убедиться, что это и вправду Черный Всадник.
– Ладно, иди, — шепнул Пиппин. — Только не забудь, что он может тебя унюхать!
Цокот приближался. Укрытия искать было некогда — пришлось довольствоваться темнотой, царившей под ветвями. Сэм и Пиппин скорчились за толстым стволом, а Фродо подкрался чуть ближе к тропинке. Она казалась серой и бледной, напоминая постепенно гаснущий луч света, протянувшийся сквозь лес. Темное небо над головой густо усыпали звезды; луны не было.
Цокот прекратился. Вглядываясь в сумерки, Фродо заметил, что в просвете меж двух стволов показался сгусток темноты и остановился. Больше всего сгусток этот напоминал призрачную лошадь, которую вела в поводу другая тень — поменьше, но тоже черная. Остановились обе тени у того самого места, где хоббиты сошли с тропинки. Тень, что поменьше, клонилась то туда, то сюда. Фродо показалось, что до него доносится негромкое сопение. Наконец призрак пригнулся к самой земле — и пополз прямо на него.